БУТОН РОЗЫ В ЗИМНЮЮ НОЧЬ Серый, пасмурный осенний день. Река зонтов и плащей струится по асфальту, обтекая лужи – тёмные плащи, тёмные зонты, свинцовая монотонность красок. Свернёшь, выйдя из русла, пройдёшь два квартала к пляжу, там такие же свинцовые волны врезаются в берег с энтузиазмом камикадзе. Но человеческая река пассивна, её движение какая-то растянувшаяся в пространстве летаргия, сон наяву, который прервётся, когда закроешь глаза. Под круглыми куполами хмурые, усталые лица. Работа позади. Людям не до разговоров, не до приветствий, они поглощены тем, чтобы добраться домой и заслониться от осени жалюзи.
Но как всё меняется, когда дома ждёт кто-то, кому ты не безразлична!
Сегодня Изабел спешит. Унылая картинка не действует угнетающе, сырым воздухом дышится легко. Поездка в метро, и та не разрушает предчувствие счастья. Не придётся возиться с ключами, отпирать дверь – ей откроют. Расстегнут и снимут влажный, в дождевых каплях плащ. Крепко обнимут.
Звонок. Сердце паникёрски трепыхается, вдруг она перепутала дни, выдала желаемое за действительное, и её встретит пустая квартира? Но, нет, щёлкает, проворачиваясь, замок, из прихожей проливается необыкновенно родной, согревающий свет. Её буквально вдёргивают внутрь.
- Изабе-е-ел!!! – оглушительный визг.
- Ты прилетела. О, Господи. Скажи, что я не сплю!
- И-и-и-и-и!!!!!!!!!!
Камила, Камилка, Камилинья. Обожаемая младшая сестричка. Самый близкий, ближе некуда, человечек.
Они тискаются, как подростки, без остановки, не в силах оторваться друг от дружки. Месяц это целая вечность! Камила стюардесса на международных рейсах, красивая, словно куколка. Щеголеватая, с искоркой в глазах, Изабел, положим, тоже не пугало, но никогда не смогла бы с таким непринуждённым изяществом носить лётную форму. Она восхищается сестрой и завидует. Её молодости, возможностям, которых не имеет. Совсем чуточку, потому что любит.
- Я приготовила ужин, - бодро извещает Камила, - Грибное рагу со специями. Уже в духовке.
От описания слюнки текут. Но не рагу единым сыта плоть.
- Я так намоталась, ног не чую, - Изабел пожирает сестру глазами.
- Выходит, я зря старалась? – по-детски выпячивает губку Ками.
- Позже, может быть. На данный момент мне нужно одно.
- И это…
- В постель.
Сумка падает на пол. Ладони Камилы пышут жаром. Она слизывает дождевой след за ухом Изабел, её язык приобретает вкус осени в Рио. Первые поцелуи всегда торопливые, жгучие, алчные, крадущие рассудок. Не существует ни мыслей, ни индивидуальностей, лишь два тела, изнемогающие от страсти, не вспоминая, кому они принадлежат. Нежность, после
воздержания, по-звериному яростна и ненасытна.
***
Прямо перед Изабел хитро улыбающаяся физиономия сестры, свеженькая и сияющая. Она сама улыбается, должно быть бессмысленно радостно, на грани слабоумия. Щёлка и груди ещё сладко ноют.
- Энри не заревнует?
Энри пилот авиаотряда, в котором летает Камила. Здоровенный негрила. Они трахаются в служебном туалете, на высоте 12000 метров, но на земле у него жена и, страшно сказать, шестеро детишек. Энри, Энри. Самец с большим и щедрым членом.
- С какого перепуга? Он изменяет мне со своей занудой, а я ему с тобой. Две женщины это и не измена. Вот с другим мужиком…
- С братом, к примеру? Предположим, он бы у тебя был.
- Инцест?! – наигранно ужасается Камилка, - Да за кого ты меня… Братья – запретная зона, не смотреть, не думать, ничего похожего. А сестра с сестрой, даже прикольно.
Она хихикает и ныряет под одеяло, доставить Изабел незабываемую минуточку. Кроме шуток, сеньорита Лафайетти где угодно подтвердила бы, что такой сногсшибательный куннилингус никто больше делать не умеет. Об этом удовольствии она мечтает от свидания до свидания, как мечтала бы о сеансе высококлассного массажа. Вот и сейчас, хватается руками за спинку кровати, и, выгибаясь дугой, при каждом касании язычка Камилы, сдерживает крик, пока может себя контролировать. Между ног давно тягуче мокро, она течёт обильно, как река… нет, будто прорвало трубу в ванной! Какое блаженство!
Сестрёнка вылезает. Мордашка вся перепачкана слизью, и она это восхитительное безобразие начинает размазывать по груди и животу партнёрши, доводя до нового, на этот раз бесконтактного оргазма.
- Теперь ты, - командует, откинувшись на подушки, ни дать, ни взять персидская султанша.
- Погоди, дай передохнуть, - взывает Изабел, - Помни, мне под сорок, я не могу выкидывать те же кульбиты, что и пять лет назад.
- Не прибедняйся, - подгоняет сестричка, вредная, как все младшенькие, - Я тебя обслужила по полной программе, твоя очередь. Ну, живенько!
- О’кей.
Она покорно вздыхает, но тут же, пружинистым броском, скидывает на пол одеяло и дёргает за шнурок бра, закреплённого над кроватью. К такой-то матери грёбаное затемнение! Она хочет видеть!
- Сука! – вопит Камилка, входя в роль, - С ней, как с человеком, а взамен что?! Б…дство!
Жестом опытного насильника Изабел раздвигает её колени в стороны, в акробатической позиции, припадая к выбритому лобку и тому дивному бутончику, алеющему ягодкой на белом торте. Он уже набух, готовый поиграть.
Сначала поцелуй в живот, тютелька в тютельку над отсутствующим
волосяным треугольником. Камила, приподнявшись, наблюдает, не желая пассивно принимать ласки, их глаза встречаются. Изабел проводит языком сверху вниз, оставляя широкую влажную дорожку. Ками тихонько извивается. Она девчушка чувственная, заводится с полуоборота. Изабел знает её так же хорошо, как музыкант свой инструмент, а автолюбитель машину, на которой ездит. Вытянув губы трубочкой, легохонько дует на клитор.
- Ё… твою мать… - выдыхает Камила.
Сестре нравится подогревать себя крепкими словечками. Для неё это только прелюдия.
Изабел спускается к разомкнутым бёдрам. Целует и лижет долго, не обращая внимания на мольбы, перемежающиеся непристойностями и нежнейшими наименованиями. Это не трудно, кожа там шелковистая, просто созданная для разного рода интимных прикосновений. И, наконец, переходит к полизыванию вокруг цветочка. Маленькое чудо на глазах краснеет и увеличивается. Ками не оставляет в покое грудь и рёбра, голова запрокинулась, ступни приплясывают. Подбородок и рот Изабел мажет прозрачная жижа, её собственный орган пульсирует волнами наслаждения. Изогнувшись, словно рабыня, она случайно задевает ногу сестры, ощущая, какими твёрдыми стали соски. Захватывает клитор губами, и, не прекращая работать языком в убыстряющемся темпе, доводит желанное существо до взрыва. В эти мгновения Изабел не думает о чертах или фигуре Камилы, о манере машинально заправлять волосы за левое ухо, о ямочках, появляющихся на щеках от задиристой улыбки. Ни о чём из этого. Она влюблена до умопомрачения в розово-красный цвет, загипнотизирована совершенством распахнутой перед ней раковины, тем, что всё здесь к её услугам. Чувство настолько глубокое и удивительное, что не боится обвинений в тривиальности, пошлости, или глупости. Лицо окунается в тёплый поток, склеивающий ресницы и волосы, и Изабел, не соглашаясь расставаться так скоро, впивается поцелуем в самую чувствительную точку Ками, а затем повторяет номер на бис, с тем же бурным успехом.
***
- Надо было пойти в порноактрисы, - убеждённо произносит Камилка, - Заколачивала бы реально крутые бабки.
- Я бы стала твоим менеджером, - предаётся фантазиям Изабел.
По стёклам шуршит дождь. В спальне темно. Они лежат приятно утомлённые, покрытые подсыхающей, пахучей плёнкой. Ужину придётся превратиться в завтрак или подождать до следующего вечера. Ещё ни разу их первая встреча не кончалась иначе, однако сестрица упорно стряпает к ней свои фирменные блюда на двоих.
- А Атилиу? – бормочет Камила в полусне.
- У нас всё по-старому. Меня это устраивает.
- Нам обеим повезло…
- Точно.
Изабел прижимается лбом к плечу сестры, разметавшейся на кровати, вдыхает аромат её волос. Они две предательницы и отдают в этом отчёт, хотя не говорят вслух. Камила предаёт их неразрывную связь в летучем сортире с Энри, Изабел, в объятиях Атилиу. Блин, при единственном взгляде на Атилиу. Так-то. Поисков женского счастья никто не отменял. Она тут, потому что от приставаний Арналду блевать охота, а её мужчина соизволил уехать в отпуск, но опять не соизволил позвать с собой. Потому что город вторую неделю подряд тонет в июльском дожде. Потому что спать в одиночестве невыносимо. Даже если утром обнаружится, что ночь с Камилой, как и все предшествующие, просто привиделась, и на самом деле она утыкается в подушку не хранящую чьего-то тепла, а коробок исчеркан до последней спички.
