ЧАСТЬ 2_6
Роберту Васконселус – Dalton Vigh
***
Нет, у Мариану Паэса не было сегодня с утра никаких судьбоносных предчувствий. Абсолютно никаких. Ну, разумеется, его кое-что тревожило, и он собирался серьёзно побеседовать об этом с Флавиу, по той простой причине, что его он действительно знал и мог быть с ним откровенен… в разумных пределах. Но более, ничего. Обычное и далеко не самое худшее начало рабочей недели. Соня, за завтраком, щебетала, как райская птичка, Изабелинья, за что оставалось поблагодарить небеса, ещё спала. Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, как никогда…
Секретарша доложила о приходе сеньора Морейру, и старый приятель Мариану появился в кабинете, выглядя как огурчик, хотя банкир был неплохо осведомлён о его привычке завершать день в недурной компании.
- Привет, Мариану.
- Доброе утро.
Флавиу удобно развалился в одном из кресел, щёлкнув зажигалкой, закурил и выжидающе посмотрел на друга.
- Итак, в чём, собственно, дело?
- А ты ещё не догадался? – Паэс поморщился, как будто прикусил невзначай кончик языка – тема всё же была не из приятных.
- Ну, судя по твоему лицу, - Флавиу с характерной для него ленцой улыбнулся, - и, если это не касается домашних проблем, а я здесь не как твой, некоторым образом, родственник…
- Прошу тебя, - Мариану скривился ещё сильнее – привычка, от которой его так и не смогла отучить Дебора, говорившая, что такой красивый мужчина не должен себя уродовать гримасами, - всё намного серьёзнее, ты же знаешь.
- Ах, вот оно что. Ты, наконец, прислушался к моим опасениям.
- Извини, сначала они показались мне ложной тревогой.
- Что довольно странно для такого маниакально осторожного субъекта, - ухмыльнулся Флавиу.
- Но я поговорил, в конце концов, с персоналом, - сухо продолжил банкир, недовольный тем, что его перебили, - И выяснилось, что человек, которого они никогда раньше не видели, проявлял интерес к работе банка, задавал вопросы, причём так умело, что служащие давали ему требуемую информацию, не видя в том, ничего особенного, - Мариану раздражённо покачал головой, - Только Мендонсу, начальника службы безопасности, насторожил этот тип, и он, практически тут же, попытался навести о нём справки, но тот как сквозь землю провалился.
- И когда Сатана навестил логово жёлтого дьявола? – иронично спросил управляющий фабрикой по выпуску тканей.
- В четверг, - довольно угрюмо ответил Паэс: чем больше он думал о странном инциденте, тем меньше ему нравилась эта история, - Мендонса сам намеревался поставить меня в известность, и был несколько удивлён моей осведомлённостью.
- А словесным портретом ты поинтересовался?
- Он весьма расплывчат. Шатен, выше среднего роста, глаза карие, подтянут, но не худощав, на вид около сорока лет.
Легкомысленное выражение, порядком нервировавшее Мариану, исчезло с лица друга.
- Не сходится. На фабрике побывал мужчина сильно за пятьдесят, волосы тёмные, с обильной проседью, скорее, невысокий. Цвет глаз те, кто с ним общался, определить затруднялись, однако, сошлись на том, что он ближе к серому. В остальном, картина похожа на твою и это наводит на размышления.
- Какие? – ответ был известен Мариану заранее.
- Кто-то, и это не один человек, прявляет интерес к твоему банку, фабрике Геррейру и, как я узнал, после чего и поделился с тобой подозрениями, к нашему любимому ресторану. Кстати, тамошний визитёр был совсем молодым парнем. О префектуре и некоторых других местах мне ничего не известно, однако и того, что есть достаточно для невесёлых выводов.
- Неужели ты действительно думаешь…
- Брось, Мариану, ты не хуже меня знаешь, что связывает банк, фабрику и ресторан. Не играй в прятки с самим собой, - признаков волнения Флавиу, впрочем, не проявлял, чего нельзя было сказать о его собеседнике.
- Поверить не могу, после стольких лет! – банкир с трудом удержался, чтобы не вскочить на ноги.
- Ты всегда этого боялся, - пожал плечами Флавиу, - И был совершенно прав – подобные операции нельзя проворачивать до бесконечности. Префекту давно следовало остановиться, - «Что бы об этом не думала моя подруга Денизи» добавил он про себя.
Естественно, Мариану всегда боялся провала, но боялся, как люди, живущие в сейсмоопасной зоне, боятся возможного землетрясения, до конца не веря, что оно может произойти и унести с собой всё, что казалось таким прочным. Изо всех сил он старался не поддаться панике, но, если произойдёт худшее? Что будет с его дочерью? А Соня? А доброе имя семьи? Нет, не может быть, чтобы ничего нельзя было предпринять, найти какой-то выход. Флавиу, к которому он всегда относился, как к легкомысленному мальчишке, так спокоен. Сейчас он скажет что-нибудь, что даст надежду, иначе не вёл бы себя настолько невозмутимо. В дверь постучали.
- Войдите, - голос Паэса невольно дрогнул. Флавиу обернулся к входу.
- К вам посетитель, - сообщила секретарша, - Сеньор Отавиу Баррус.
***
- Баррус! – старый Бабау хлопнул себя ладонью по лбу, чем привлёк внимание рыбака Северину, одного из друзей доброй памяти префекта Гумерсинду, сидевшего в «Звёздном маяке» за стаканчиком вина (для кашасы было рановато), - Чёрт побери, ну, конечно, Эмилиану Баррус! Вот откуда мне знакомо это лицо!
- Вы о том старом богатее, который помер, когда я ещё мальчонкой был? – полюбопытствовал Северину, радуясь, что хозяин вышел из состояния задумчивости и тепепрь с ним можно поболтать.
- О нём самом, - вздохнул Бабау, - Так получилось, что видел я его всего один раз, вскоре после того, как приехал в город и открыл свой бар.
Северину оживился ещё больше – запахло очередной знаменитой байкой дядюшки Бабау, их с неизменным удовольствием слушали старожилы.
- Он пришёл сюда однажды вечером, - начал старик, - Вместе с Освалду Ассунсау – с тем я уже успел познакомиться. Я бы не сказал, что он был старым: лет пятидесяти шести, не больше, но выглядел – краше в гроб кладут. Как я понял из обрывков разговора, сеньор Ассунсау случайно встретил его, бредущим не разбирая дороги, и почти силой притащил в находившийся поблизости «Звёздный маяк».
Владельцу бара хорошо было видно из-за стойки лицо позднего посетителя – пепельно-серое, с ходившими ходуном губами и безумными от страдания глазами. Можно было подумать, мужчина не осознаёт, где и с кем находится.
- Постарайтесь успокоиться, Эмилиану, - Освалду был лет на двадцать с лишком моложе своего попутчика, но должность префекта города позволяла ему держаться с ним на равных, - Что случилось? На вас лица нет.
- Ана Каролина… - с трудом уняв прыгавшие губы простонал Эмилиану Баррус (префект, войдя, представил его хозяину), - Моя жена может не пережить эту ночь… После смерти Фабрисиу её сердце не выдержало… - он замолк и уставился в никуда взглядом из которого, казалось, ушла с последними словами жизнь. Освалду тревожно оглянулся, ища помощи, а затем, видимо сочтя, что хуже спутнику уже не станет, покинул его, подойдя к Адербалу дус Сантусу, ещё не получившему в те времена прозвища Бабау.
- Действительно, ужасная история, негромко проговорил он, - Вы, конечно, слышали о бедах посыпавшихся на семью Баррус? Кто бы сейчас поверил, что, в недавнем прошлом, они одни из самых видных граждан Порту-дус-Милагрес. Аристократы, землевладельцы, миллионеры. Увы, всё пошло прахом, в какие-нибудь четыре года.
- Нет, - смущённо хмыкнул молодой трактирщик, польщённый тем, что префект удостоил его доверием, - Я, как вы знаете, недавно открылся, столько забот, голову поднять некогда.
Но Освалду, всегда сочувствовавшему чужому несчастью, было необходимо с кем-то поделиться, не сходя с места.
- Началось всё с молодого Отавиу, - рассказывал он, - Восемнадцатилетний мальчишка, сводивший с ума всех окрестных девиц на выданье, любимец семьи, взял и сбежал среди ночи. Не оставил никакой записки, словно растаял в воздухе. А дальше… Не зря говорят, беды ходят толпой. Брат Эмилиану свалился с лошади и сломал шею. Его жена умерла от рака. Самого Эмилиану с домочадцами Бог до поры до времени хранил, если не считать исчезновения Отавиу, по которому тосковала мать, и дел, пошатнувшихся из-за нескольких подряд неурожаев, но год назад…Старшая замужняя дочь, вместе с двумя детьми попала в аварию, возвращаясь на машине из Серру-Азул – спасти никого не удалось. Её муж в отчаянии повесился. Дела семьи шли всё хуже, часть имущества пришлось отдать под залог нашему новому богачу Феликсу Геррейру, владельцу целой империи, созданной его братом, но это отдельная история. И вот, как будто судьба решила испытывать их до последнего, утонул в реке шестнадцатилетний Фабрисиу – единственная надежда в одночасье лишившихся всего супругов. Эмилиану сказал, что Анна Каролина при смерти. Ещё один удар…Хватит ли у него сил…
Адербал, поражённый, всмотрелся в безжизненное лицо, ещё хранившее следы гордой красоты и властности. Оно врезалось ему в память на долгие годы, чтобы выступить из глубины десятилетий в самый неожиданный момент…
- Вот так оно и было, - заключил Бабау, - Жена доктора Эмилиану, действительно не дожила до утра, всего на три дня опередив горемычного вдовца. Больше мы не встретились. Наследников у него не объявилось, и на всё наложил лапу доктор Феликс, упокой дьявол его душу.
- Грустная история, - покивал Северину, - А к чему вы сейчас вспомнили достопочтенного покойника? Аж вскинулись, точно призрак увидели.
- В том и дело, что увидел, - задумчиво ответил Бабау, - Увидел Эмилиану Барруса, каким он, должно быть, был за несколько лет до моего прибытия в город.
- Что-то мудрёно, - потеребил ворот рубахи рыбак.
- И, если чутьё меня не подводит, скоро станет ещё запутаннее, - непонятно обронил старик.
***
Вошедшего в кабинет мужчину Мариану видел впервые, также незнакомы ему были его имя и фамилия.
- Добрый день, сеньор Паэс. Моё имя Отавиу Баррус.
- Добрый день. Позвольте представить вам моего друга сеньора Морейру.
- Очень приятно.
- Мне тоже, - Флавиу вежливо улыбнулся, - Пусть вас не беспокоит вопрос сохранения приватности беседы, я уже ухожу.
- Ни в коем случае, сеньор Морейру, - Баррус указал на только что покинутое управляющим фабрикой кресло, - Я не отниму у сеньора Паэса много времени и прошу, - он сделал едва заметное ударение на этом слове, - чтобы вы остались.
Тот сел, приготовившись к ожиданию.
- Итак, чем могу служить, сеньор Баррус?
- Я хотел бы стать постоянным клиентом вашего банка. Видите ли, я вернулся в город после весьма продолжительного отсутствия и, фактически, начинаю жизнь здесь с чистого листа.
Мариану вошёл в роль любезного хозяина.
- Я рад, что вы решили воспользоваться услугами именно банка «Баия». Вам кто-то рекомендовал его?
- Это была не совсем рекомендация. Я обратился к сотрудникам одной фирмы в Сан-Паулу, занимающейся наведением справок и попросил их собрать полную информацию о некоторых предприятиях и учреждениях Порту-дус-Милагрес, с целью оценить прибыльность тех или иных инвестирований. Предоставленные сведения меня полностью удовлетворили.
У банкира засосало под ложечкой. Ему очень хотелось взглянуть на Флавиу, но он не решался, боясь себя как-то выдать. Визит потенциально выгодного клиента обретал несколько иное, возможно угрожающее значение. Или он уже начинает терять голову?
- Простите за невольное вмешательство, но я заинтригован, - словно прочитав его мысли, вступил в разговор Флавиу, - Вы, если я правильно понял, хотите поговорить и со мной, по поводу ткацкой фабрики, принадлежащей нашему префекту?
- Действительно, мне повезло, что я застал вас здесь, сеньор Морейру, - повернул к нему голову Баррус, - Предложение, которое я намерен сделать, касается и сеньора Паэса, и вас, и префекта. Однако я предпочёл бы обсудить его подробно в присутствии третьей заинтересованной стороны, или, хотя бы, её полномочного представителя сеньора Перейры. Остальных участников вашего выгодного предприятия, полагаю, можно не отвлекать от их основных занятий.
- Боюсь, не понимаю, о чём вы, - тоном человека, готового оказать любую посильную помощь произнёс Мариану.
- Сеньоры, откроем карты, - посетитель развернул кресло так, что очутился вполоборота к ним обоим и извлёк из кармана блокнот в кожаном переплёте, периодически сверяясь с записями - Мне известно, что в Порту-дус-Милагрес налажено производство, на фабрике, которой управляет сеньор Морейру, некого синтетического возбудителя, распространяемого по всей Бразилии дилерами из Рио и Сан-Паулу. Ежемесячно несколько курьеров забирают товар в автосалоне Галвау, отеле «Палмейрау-Парадиз» и, так называемом Центре ночных развлечений. Операция осуществляется под контролем городской администрации. Раз в два месяца в ресторане «Поцелуй вампира» сверяется баланс. В этом принимает прямое участие представитель заказчика – всегда один и тот же, вероятно его бухгалтер, - блокнот снова исчез в кармане, - Я могу предложить выгодные условия партнёрства. Нет, нет, я знаю, что вы хотите сказать, сеньор Паэс. Не будем зря терять время. Встретимся сегодня, в два часа дня, в том самом ресторане: вы, я, сеньор Морейру и вице префект. Уверяю, это в наших общих интересах.
- Вы, я вижу, привыкли брать быка за рога, сеньор Баррус, - насмешливо прищурился Флавиу.
- А зачем тянуть, сеньор Морейру? – на лице Отавиу Барруса мелькнула и тут же пропала улыбка, он встал, - До скорого свидания, господа.
Мариану не смог выдавить из себя ни слова. Прошло две минуты, с тех пор, как они опять остались наедине, а он всё ещё молчал, хотя вид его был красноречивее любых реплик. Флавиу кашлянул, переводя внимание приятеля на себя.
- Дружище, по-моему, одному из нас следует позвонить Деодату.
- Ты думаешь? – несколько заторможенно спросил Мариану.
- Мне не показалось, что он блефует. Так или иначе, наверняка мы узнаем, лишь выполнив его условие, и тогда станет ясно, как действовать дальше. Пока что мы не дали ему никаких подтверждений, поэтому не впадай в панику. Но сделать шаг навстречу придётся. Ты сообщищь вице префекту об обеде в «Поцелуе вампира», или я?
Банкир обречённо потянулся за трубкой.
- Мне сейчас не повредит дать работу голосовым связкам, - с вымученной улыбкой сказал он.
***
Дверь лаборатории они предусмотрительно заперли изнутри – зачем искушать случай, в лице забредшей сюда парочки, а то и целой компании шатающейся по коридорам между лекциями? По назначению в понедельник помещение не использовалось, и Николау пустил в ход все свои безотказные приёмы, чтобы убедить ассистентку профессора химии одолжить ему ключ на первую половину дня. Обычно они назначали свидания на те вечера, когда Марсела оставалась в снятой ею комнате, вместо того, чтобы возвращаться в Порту-дус-Милагрес, но иногда пробовали чуть более экстремальные варианты. Перевернувшись на живот, на свободном от пробирок и колб столе, девушка позволила партнёру войти в неё с чёрного хода. Острое наслаждение, постепенно нарастая, завершилось ударом электричества. Возможно, Николау задержался с ней дольше прочих коллег по «разминкам», потому что, несмотря на молодость и не слишком большую утончённость, этим искусством владел в совершенстве, так, как и не снилось умудрённому Алексу, а также многим другим до и после него. Талант от Бога, точнее не скажешь. И отказываться от этой вишенки на торте в планы Марселы пока не входило. А он? Почему он до сих пор не дал ей отставку? Для неё тут не было загадки. Она уходила первой, как уйдёт сейчас из этой комнаты, а мужчины воспринимают подобное, как вызов. Все мужчины, без различий – от префекта, до студента. Поэтому Алешандри и пришла в голову мысль жениться на ней, чтобы навсегда укротить. Поэтому Николау будет оставаться рядом, тоже на что-то надеясь, покуда она не придёт к выводу, что пора остановиться. Всё достаточно просто, если знать правила решения задач. Марсела дус Сантуш, студентка-отличница, отдавала предпочтение точным наукам. Особенно математике.
***
I'll see my love tonight
And for us stars will stop where they are.
Today the minutes seem like hours,
The hours go so slowly,
And still the sky is light...
Oh moon, grow bright,
And make this endless day endless night!
Tonight!
Как давно она не слушала эту песню, не открывала альбом со старыми снимками! Остановив диск с музыкой из «West Side story» Адриана Васконселус вгляделась в фотографии запечатлевшие осколки истории. Не истории человечества, всего лишь её и её семьи. Однако её судьба могла служить иллюстрацией к целым десятилетиям летописи Америки и Бразилии. Юность, на страницах посвящённых италоамериканцам. Молодость и зрелость в главе об очередном смешении кровей и национальностей, в послевоенное время. Родители Роберту, её будущего мужа, были португальцами, занесёнными второй мировой войной в Рио, а дядя по отцу очутился на другой стороне океана в США. Он приехал в Бруклин навестить родичей, вовсе не намереваясь вернуться обратно женатым человеком. Женщина с глубокой нежностью провела рукой по слегка выцветшему изображению. Аморе мио… Любовь моя…
Через её плечо свесилась гладко причёсанная, любопытная голова Патрисии. Адриана, погрузившись в воспоминания, не заметила, как внучка протанцевала по толстому ковру босыми ступнями, неслышно подойдя сзади.
- Эйд, ты никогда не показывала мне эти фотографии, - удивилась девушка, пристраиваясь тут же, на широкой тахте, поближе к наполовину задёрнутым шторам.
- Когда-то я заперла свой первый альбом в ящике комода и вынула оттуда спустя много лет. Потом изредка в него заглядывала, но только оставаясь одна. Я не была готова с кем-то делиться этой частью прошлого. Теперь что-то изменилось, я это чувствую, - она с озорной улыбкой подвинула альбом к Патрисии, приобняв её, - Смотри, моя принцесса!
Взгляд девушки остановился на снимке, запечатлевшем молодую женщину. Казалось, она невзначай обернулась, и это мгновение остановил навеки неизвестный фотограф. Однако, при всей естественности, которую убивает позирование перед аппаратом, фотография получилась очень чёткой и неразмытой, будто созданный в долю секунды портрет.
- Она как живая, - восхитилась Патрисия, - Кто это? Лицо, вроде бы, немного знакомое, но не могу вспомнить… 1959 год.
Неужели…? – проверяя неожиданную догадку, она, с трудом веря глазам, внимательно всмотрелась в сидящую рядом бабушку.
- Да, - признала Адриана, - я стала совсем другой. Совсем…
- Такой ты мне больше нравишься, - убеждённо заявила девушка, - Нет, Эйд, я не шучу. Наверное, это прозвучит глупо, но, по-моему, ей не хватает мудрости и доброты.
- Не доброты, бэлла бамбина – великодушия, не знаю, понимаете ли вы, новое поколение, что значит это слово.
Патрисия на секунду задумалась.
- Мне кажется, да.
- Она ответила бы так же и ошиблась. Страстная, пылкая, сильная, верящая, что счастье будет длиться вечно, эта Адриана не подготовила себя к крушению надежд. Её силы оказалась достаточно, чтобы выжить, однако недостаточно, чтобы помочь тем, кто нуждался в этом ничуть не меньше. Но сегодня я понимаю, что преувеличивала степень её вины – некоторые дары мы получаем позже, до них нужно дорасти сердцем.
- Вины? Ты говоришь о себе и маме? – внучка чуть отстранилась и Адриана снова притянула её поближе.
- Это длинная история и я не хочу, как советовал Король Червей рассказывать её с конца. Послушаешь, ангел мой, или оставим старинные предания пылиться в сундуке? – с лукавой усмешкой задала она вопрос.
- М-м-м, с превеликим удовольствием, ваше величество! – Патрисия на носочках, как балерина, перебежала к свободной стороне тахты и легла, подперев подбородок ладонью, лицом к альбому и бабушке.
- Так вот. Ты, скорее всего, имеешь очень слабое представление о том, как жили итальянцы в Бруклине пятидесятых годов. Впрочем, полагаю, с тех пор мало что изменилось, лишь костюмы и декорации, в которых разыгрываются всё те же действа. Я не была, правда, дочерью дона, но мой отец был членом одной из «семей», заправлявших всем в районе. И росла я, моя милая внучка Пэт, девицей думавшей только о нарядах, парнях, танцах и своём отражении в зеркале. Первого, второго и третьего у меня было вдоволь, а четвёртое никогда не разочаровывало.
Её голос тёк, точно янтарная смола по шершавой коре дерева: низкий, немного протяжный. Голос, рассказывающий сказку о далёкой стране, жившей в ней красавице и её волшебном зеркале. Пэтти, притихнув, как мышонок, ловила слово за словом, а сказка, тем временем, превращалась в легенду.
- Но там, где мы росли, нельзя было быть легкомысленной куколкой и ничем больше, даже девушке о которой всю жизнь заботились отец и братья, чьё будущее заранее решили родители. Я многое видела, понимала, что и почему происходит, и должна была, когда наступит день, стать такой же, как моя мать – женой, хозяйкой и молчаливой сообщницей окружавшего меня беззакония. Это было нормально, нас приучили к такой мысли с детства, но об этом приходилось задумываться, чтобы иметь шансы на выживание. Кроме того, за спиной маячил призрак недавней войны. В нашей семье… семье, а не Семье, - с печальной иронией улыбнулась Адриана, - мужчины воевали. Дядя Сальваторе, муж маминой сестры, погиб, отец вернулся награждённый медалью. Слишком хрупким и ненадёжным казался нам, молодым, мир, поэтому мы и торопились взять от него всё, что можно. Торопились жить. Вот вы никуда не спешите, - она потрепала Патрисию по щеке, - и это прекрасно – каждое время неповторимо, не нужно его гнать вскачь, пришпоривая, словно взмыленную лошадь.
- Фу, ненавижу издеваться над животными, - сдвинула аккуратные бровки Пэт.
- Я была не такой уж юной по понятиям тех лет, - вернулась Адриана к рассказу, - Мне исполнилось 20 – критический возраст для удачного замужества. Но я ни о чём не беспокоилась, у меня был жених Ричи и о помолвке мы не объявляли потому лишь, что ждали, когда он займёт более прочное положение, чтобы иметь возможность обеспечивать семью. Мы встречались, ходили развлекаться и уже давно стали любовниками, нарушив строжайшее табу. А почему бы и нет, раз он собирался дать мне свою фамилию? Но я была только его девушкой, так же, как он моим первым и единственным мужчиной. Других не могло быть никогда. В клубах, куда он иногда меня водил, я танцевала с нашими общими друзьями и ни с кем больше. Но это не мешало мне оценивающе смотреть на незнакомых парней – я была красива, как сказали бы в светских кругах, эффектна, и на меня многие засматривались. Я отвечала взглядом королевы: при всех недостатках Ричи появиться с ним вместе было бы не зазорно даже звезде экрана, мы составляли великолепную пару. В тот вечер мы тоже отправились в его
любимый клуб…
Адриана, не знала, куда себя деть, в ожидании Ричи, который всего-то отошёл принести им коктейли, однако по дороге наткнулся на приятелей и их «Привет!», «Каким ветром!», почти сразу перелилось в сопровождаемую бурной жестикуляцией болтовню, грозившую оставить её без выпивки и без всей остальной программы отдыха. Изнывая от скуки, она обводила помещение глазами в поисках кого-либо достойного её внимания, хотя ни один из завсегдатаев не осмелился бы пригласить её на следующий танец. Впасть в немилость к Ричи Монтевеккиа? Можно было, не сходя с места заказывать койку в больнице, куда бы этот смельчак без промедления отправился.
Парня пробирающегося к их столику она сначала не заметила, что, вообще-то, было странно, учитывая его рост и привлекательную внешность. Первой мыслью, когда она его всё же увидела, было: «А мы бы хорошо смотрелись на танцевальной площадке», поскольку довольно высокой Адриане подходил (теоретически, разумеется) далеко не любой кавалер. Незнакомец присел напротив и Адриана, поколебавшись, решила не говорить, что здесь занято, просто из любопытства, что последует дальше. Конечно, парень был не местный и сильно рисковал, сам о том не догадываясь, однако её это мало волновало. Скорее всего, он обычный нахал, знающий, что она не одна, но, в отличие от других посетителей, не осведомлённый, как опасно подкатывать к девушке Ричи. Птенчик (а в лице парня было что-то мягкое и, как могло показаться, немного наивное) заслуживает урока хороших манер. К тому же, ей действительно хотелось, чтобы, вопреки традиции, за ней кто-то приударил, хотелось стать свидетельницей ревности Ричи, увидеть его бешенство из-за неё.
- Вам не скучно сидеть тут одной? – прибег он к до слёз затёртой уловке, укрепив Адриану во мнении, что шпана и маменькины сынки одним миром мазаны, если на них брюки. Похоже, ничего неожиданного не наклёвывалось, но, хоть какое-то разнообразие.
- Я не одна. Скоро придёт мой друг.
- Но, может быть, пока он не пришёл, - незнакомец просительно на неё посмотрел, - вы согласитесь протанцевать со мной всего один танец? Я здесь впервые и чувствую себя тем, кто я и есть – иностранцем на чужой земле.
- Вы говорите почти без акцента, - улыбнулась Адриана – парень начинал её забавлять своей неуверенностью. Надо будет заступиться за него перед Ричи, чтобы тот не слишком усердствовал.
- Я учил английский в школе и в колледже, - ответил он на её улыбку, - Меня зовут Роберту Васконселус, я приехал сюда из Бразилии неделю назад и сейчас пытаюсь узнать Нью-Йорк как можно лучше, используя для этого каждую возможность.
- А вы не торопитесь? – кольнула она, - Есть места, где без подготовки показываться опасно.
- Приходится действовать на свой страх и риск. Я в гостях у дяди и тёти и скоро возвращаюсь домой.
- В Бразилию? – приподняла брови Адриана, давая понять, что подобные разговоры для неё в порядке вещей.
- Да, в Рио-де-Жанейру. Я поражён и даже несколько подавлен Нью-Йорком, но всё равно утверждаю, что Рио один из прекраснейших городов мира.
«Он, в самом деле, нахал» - возмущённо подумала Адриана. Её представления об этом парне менялись третий раз за последние пять минут и это слегка нервировало (невероятно, но Ричи, обычно такой бдительный, и не думал смотреть в её сторону), - «Тоже мне птица – латинос явившийся из какой-то задрипанной Бразилии. Чего он из себя строит?». Правда, Роберту был совсем не похож на латиносов попадавшихся Адриане, поначалу, пока он молчал, она приняла его за типичного обитателя престижных кварталов города, а вовсе не иностранца. Девушка попробовала разобраться, всё-таки раздражает её возникшая ситуация, или развлекает? Ответ никак не находился.
- Так вы позволите мне пригласить вас на танец…? – кажется, он лишь сейчас спохватился, что так и не спросил её имя.
- Адриана, - оркестр уже заиграл вступительные такты валса-бостон, - О’кей, Боб. Вдвоём скучать веселее, чем поодиночке.
И она, тряхнув серьгами, поднялась с призывом во вгляде,
боковым зрением не без удовольствия отметив, что Ричи – ну, наконец! – начинает реагировать на происходящее, едва сдерживаясь, чтобы не кинуться за ней и Роберту к танцевальной площадке. Адриана всё ещё плохо представляла себе, что из этого выйдет, но останавливаться, так и не узнав, ей ничуть не улыбалось.
- На родине моей матери, мисс, этот вальс называют английским.
- Английским? Почему?
- Наверное, чтобы не путать его с венским.
- Но это же разные танцы!
- Конечно. Поэтому и называются по-разному.
И опять новый знакомый удивил её. Он вёл девушку в танце с неожиданной силой, однако не властно, не стараясь подчинить, уважая независимость партнёрши. И прижимал к себе, после головокружительных пируэтов, крепче, чем допускалось поверхностным флиртом. Глаза в глаза они завершили тур. Адриана не сразу очнулась от наваждения, но, вернувшись к действительности, моментально поняла, что надо сделать и, не выпуская руки Роберту, без объяснений направилась к выходу, на короткий срок превратившись из ведомой в ведущую. Она обязана была спасти его от результатов овладевшего ими безумия.
- А-дри-а-ана-а! – раздался позади рёв её суженого, однако до двери оставалось лишь два шага – тактика внезапности себя оправдала.
- И что потом? – затормошила замолчавшую на самом интересном месте бабушку Патрисия.
- Потом? – Адриану, как будто, снова посетило наваждение, - Потом мы долго петляли по улочкам, закоулкам, настоящим крысиным углам, пока я не убедилась, что никто нас не преследует. Место было отвратительное, похожее на помойку, но залитое лунным светом даже оно казалось волшебным. И этот же свет отражался в глазах твоего деда…
- Такого гида по Нью-Йорку у меня ещё не было, - переведя дыхание, сказал Роберту, - Экскурсия, правда, отличалась некоторой стремительностью, и всё же… - его глаза смеялись, но это не была насмешка над ней.
- Перестань шутить, - хмуро ответила Адриана, - До тебя, что, до сих пор не дошло, в какое дерьмо ты мог вляпаться?
- Попасть под копыта разъярённых бизонов? – он очень осторожно взял её за кисти рук. Адриана попыталась вспомнить, кто такие бизоны, но быстро отмахнулась – сейчас это не имело значения.
- Там был мой жених. И, представь, он не любит, когда меня приглашают посторонние. Думаю, теперь уже понятнее, - она высвободила ладони, - Мне пора. Спасибо за танец и за то, что составил мне компанию.
- Куда ты пойдёшь? – парень не сделал ни одного движения в её сторону, однако в голосе звучала тревога.
- Домой. А завтра улажу наши дела с Ричи. Не беспокойся, я знаю, как с ним справиться.
- И это то, что тебе нужно? – он просто спрашивал, не расставляя акцентов, но Адриану этот незамысловатый вопрос застал врасплох.
- А у меня есть другие варианты? – в конце концов пожала она плечами.
- Познакомь меня с родителями, - предложил Роберту, как нечто, само собой подразумевающееся, - Я попрошу твоей руки и заберу с собой в Бразилию, если ты захочешь. Ты мне нравишься Адриана – очень нравишься.
- Не сходи с ума. Я итальянка, у нас не принято нарушать данное слово и связываться с чужими. Не успеешь ты выйти на улицу, Ричи разобьёт тебе голову и все одобрят его поведение, а мне ещё и от отца достанется.
- Тогда вот что, - Роберту вынул записную книжку, вырвал листок и что-то на нём написал, - Здесь мой адрес. Я уезжаю через пять дней, у тебя есть время подумать.
- Почему ты уверен, что я хочу выйти за тебя замуж? – Адриана чуть не рассмеялась его самомнению.
- Я ни в чём не уверен. Может быть, ты любишь Ричи, а со мной заговорила только из любопытства. Но я не могу упустить единственный шанс проверить, так ли это.
Он произнёс эти слова спокойно, совсем не как признание в любви, однако усомниться в их серьёзности было невозможно.
Адриана взяла бумажку с адресом, покрутила её в руках и, сложив пополам, спрятала в сумочку, мимоходом прихваченную со стула в баре.
- Мне, в самом деле, надо идти, - она переступила с ноги на ногу, как девчонка-подросток на первом свидании, ожидая какой-либо реакции, протеста, - Чао!
- Adeus, - Роберту не двинулся с места, но, оглянувшись, Адриана обнаружила, что он так же смотрит ей вслед.
- Так и получилось, что я вернулась домой, а утром, сразу после завтрака, собрала свои вещи и, оставив записку, ушла, не дожидаясь, когда Ричи явится выяснять отношения. Ушла, не попрощавшись с родными, к человеку, которому накануне ничего не пообещала, который даже не поцеловал меня, хотя, возможно, расставался со мной навсегда. Действительно, что за жизнь ждала меня здесь и почему бы не попробовать её изменить? А ещё я вдруг поняла, что хочу много-много раз увидеть отражение лунного света в глазах этого странного парня и услышать, как он словно гладит языком слова, прежде чем выпустить их наружу вместе с дыханием.
Адриана взглянула на внучку. Патрисия, по-прежнему лёжа на животе, болтала ногами в воздухе. Её лицо выражало сосредоточенность и внимание.
- Я приплыла на пароходе в Бразилию, - продолжила женщина, - Роберту представил меня родителям, доне Агнес (ещё в Америке он рассказал мне, что её настоящее имя Агнеш и она из Венгрии) и сеньору Паулу, как свою невесту. И тут пришла моя очередь чувствовать себя чёрной овцой, на которую посматривают с брезгливостью и недоверием. Теперь уже я являлась в глазах здешней элиты никем – плебейкой-гринго, не знающей и основ португальского. О, начало было далеко не сладким! Но для Роберту имело значение только моё согласие стать его женой и я ею стала. В горе и в радости, в болезни и в здравии – так и произошло. С первого дня, в доме его дяди, я учила чужие, непривычные уху, с трудом выговариваемые фразы. Сначала, как игру, потом с упорным намерением взять любые барьеры на пути превращения в бразильянку, принадлежащую к определённому кругу. И мне удалось перевоплощение – меня признали равной, перестав вспоминать, кто я и откуда. В каком-то смысле, я просто приняла новые условия, пошла на неминуемый компромисс, то же случилось бы и останься я в Бруклине – какая разница? Но, в том, что касалось моей семьи, я познала полное счастье, ради него стоило перенести всё остальное.
Она медленно перелистывала страницы альбома. Свадебная фотография Адрианы и Роберту, выглядевших ослепительно. Их дочь (Патрисия расширила глаза при виде крошечной Жизел одетой в нарядную распашонку с оборками и ручной вышивкой).
- Вот здесь, - показала бабушка, - мы вернулись в Нью-Йорк, на этот раз втроём. Разумеется, мои родственники и знакомые об этом не узнали. Снимок сделали, когда мы катались на извозчике – Жизел прогулка привела в восторг. Это Афины, Париж, на фоне Эйфелевой башни, Италия, Ницца… Мы много путешествовали, Роберту всё больше входил в принадлежащий их семье нефтяной бизнес, я, как каждая светская дама тех лет, была членом нескольких обществ, занималась благотворительностью и домом. Годы шли незаметно…
Двадцатисемилетняя Адриана Васконселус повернулась перед зеркалом. Не к чему придраться: элегантный чёрный костюм, минимум украшений, подобранных со вкусом, зачёсанные набок и собранные в пышный узел на затылке волосы.
- Ну, как? – спросила она мужа.
- Ты прекрасна, - ответил Роберту по-английски, глядя на неё так, что сердце Адрианы провалилось в пятки, а в ушах зазвучала музыка того давнего вальса.
- Аморе мио… - прошептала женщина, запрокидывая голову, и их губы встретились в поцелуе, где страсть уравновешивалась нежностью. Опомнившись, Адриана схватилась за золотой цилиндрик помады, подправить слегка размазавшийся тон.
В прихожую, из детской, вбежала вырвавшаяся от няни Жизел и подлетела к матери.
- Мама, мама, поцелуй меня! И дай подушиться твоими духами! – возбуждённо требовала девочка, цепляясь за юбку матери.
Адриана со смехом брызнула из флакона на палец и провела за ушами маленькой модницы.
- Вот так, одну капельку, чтобы аромат был тонким. А поцелует тебя папа, я только что накрасилась.
Роберту, присев на корточки, широко развёл руки и Жизел, на секунду было надувшаяся, кинулась к нему с радостным визгом. Адриана наблюдала за этой идиллической картинкой, в ожидании, когда они снова останутся только вдвоём. Нет, она любила дочь и вовсе не ревновала к мужу, но это был их вечер.
- А куда вы идёте? – тёмная головка Жизел вынырнула из-под поглаживающей её ладони отца.
- В кино, - объяснил Роберту.
- Но это очень скучный фильм, тебе он не понравится, - улыбнувшись, предупредила Адриана просьбы дочери. Говорить «это фильм для взрослых» не следовало ни в коем случае, чтобы не вызвать решительных заявлений «я УЖЕ взрослая», влекущих за собой «можно мне с вами?».
- Беги играть, маленькая разбойница, - подтолкнул Роберту девочку, - Обещаю, мы с мамой вернёмся не поздно и обязательно зайдём пожелать тебе спокойной ночи.
- Почему ты её так назвал? – спросила Адриана, когда они вышли на лестницу.
- Потому что мне кажется, она очень похожа на тебя в детстве. На меня точно нет.
- Так значит, я разбойница? – притворно рассердилась женщина.
- А кто сказал, что мне это не нравится? – будто бы с удивлением посмотрел на неё Роберту, - Я люблю моих разбойниц и большую и маленькую.
- Больше всего на свете? – вдруг совершенно по-детски
вырвалось у Адрианы.
- Я отдал бы за вас жизнь, - без тени шутливости сказал он, - Но предпочёл бы, чтобы мне не пришлось встать перед подобным выбором, зная, что мой уход причинит вам много горя.
- Ты всегда, прежде всего, думаешь о других? – настал её черёд недоумевать, вновь столкнувшись с этой непостижимой чертой характера мужа.
Роберту взял жену под руку.
- Себя и то, что со мной происходит, я и так слишком хорошо знаю. Идём.
Адриана вздохнула, но легко, без скорби, со светлой ностальгией.
- В тот вечер мы смотрели «Вестсайдскую историю». Удивительный фильм, воскресивший нашу первую встречу. Диск я купила сравнительно недавно, было время, когда музыка из этой картины преследовала меня словно проклятье. В запасе у нас оставалось меньше года.
Она стояла у гроба Роберту, крепко сжимая ладошку Жизел, боявшейся заплакать при взгляде на окаменевшее лицо матери. Адриана застыла, превратилась в статую, из недр которой рвался немой вопль «Почему?». Как могло произойти такое, что её муж, никогда не жаловавшийся на здоровье, стал жертвой обыкновенной простуды? Да, случается, что кашель, казавшийся безобидным, переходит в воспаление лёгких, но ведь это не смертельная болезнь, её можно вылечить! Это не может быть правдой, это неподвижное тело не Роберту! Священник прочёл заупокойную молитву, гроб опустили в землю, один за другим стали подходить родственники, друзья, знакомые, чтобы выразить соболезнования. Дона Агнес рыдая, сделала попытку заключить её в объятия, похоже, не ради приличий. Адриана резко отвела руки свекрови, проигнорировав неодобрительные переглядывания. Слова о лучшем мире отдавались в мозгу. Она верила в Бога и знала, что это не пустой звук. Единственный мужчина, которого ей суждено полюбить ушёл к Нему. Так чего она ждёт? Почему не следует за ним?
Разумеется, Адриана, воспитанная в католической вере, никогда не наложила бы на себя руки, но этого и не нужно было – она умирала естественной смертью, от горя. Ела, продолжая терять вес, машинально подписывала какие-то бумаги, безучастно смотрела сквозь дочь, стеклянным голосом отвечая на её робкие вопросы. Жизнь утекла бы, как песок в часах, если бы не… Однажды бессонной ночью Адриана будто услышала голос мужа, говорящий о любимых, оставляемых умирающими, о том, как тяжёл этот груз, и замерла, поражённая мыслью: он никогда не простит ей, если она сейчас проявит слабость и покинет Жизел. Ради него она должна остаться и вырастить их дочь. Потом, когда Жизел уже сможет обходиться без неё, сердце, которому незачем больше будет биться, само остановится, с последним ударом. А сейчас необходимо снова до отказа завести пружину механизма, благо срок известен – 15 лет.
- Так началась моя новая жизнь, - Адриана закрыла альбом, - Жизнь футляра без скрипки, однако футляра дорогого, превосходного качества. Я воспитывала дочь, принимала, как один из ведущих акционеров, участие в управлении компанией, иногда посещала светские мероприятия, иными словами, создавала и поддерживала видимость благополучия.
- Неужели ты ни разу потом не влюблялась? – в голосе Патрисии звенело недоверие.
- Если когда-нибудь мужчина разбудит в тебе такие же чувства, ты поймёшь, почему это было невозможно, - бабушка задумчиво посмотрела на девушку, - Не знаю даже, к добру ли будет пожелать тебе найти подобную любовь – она может обернуться великим испытанием.
Пэт села, подвернув под себя ногу, и беззаботно пожала плечами.
- Сомневаюсь, что меня это ждёт. Наверное, почти нереально встретить парня, хоть немного похожего на моего деда.
- Верно, - наклонила голову Адриана, - Роберту был особенным. Я говорю так не потому, что любила его. В конечном итоге он помог мне вернуться и стать той, кто я есть.
- Как это? – подвижная физиономия Патрисии казалась озадаченной.
- Так, что когда мне исполнилось 39 и ждать оставалось совсем недолго, произошёл внезапный перелом. Много лет я держалась воспоминаниями, мысленно повторяла вновь и вновь каждое сказанное Роберту слово, представляла, как бы он отнёсся к той или иной ситуации, как поступил. Удерживала рядом дорогую тень. И однажды поймала себя на интересе к другим людям, их проблемам, что было так естественно для него. Вместо постоянной, даже в лучшую пору, погружённости в себя, обратила зрение вовне, изумившись красоте мира, неповторимости прожитого дня, непредсказуемости дня наступающего. Я серьёзно занялась искусством, научилась в нём разбираться, собрала выдающуюся коллекцию живописи и антиквариата, покровительствовала молодым художникам и поэтам, выучила язык моих предков, заново объехала весь мир, в возрасте за 40 стала неплохой наездницей. Не знаю, был ли это подарок Роберту, или самой жизни, но я отвыкла спешить. Пью бытие небольшими глотками, словно изысканный коньяк и спокойно жду дня, когда мы с мужем снова будем вместе, чтобы никогда уже не расставаться. А пока я счастлива. И в Париже, и в этом очаровательном городке – любой из них целая вселенная, нужно только уметь её видеть.
- Эйд, тебе надо писать книги. Но при чём здесь мама? – настойчиво повернула Патрисия назад, к той части, в которую Адриана предпочла бы не углубляться. Однако канули в Лету времена, когда её маленькую внучку убаюкивали сказки – сегодняшняя Пэт желала услышать историю до конца. Пожилая сеньора с мягкой иронией подумала, что конец всё равно будет таким, каким его угодно сделать рассказчику. Не ложью, разумеется, нет. Полуправдой. Точнее, верхушкой айсберга.
- Мой котёночек, прозрение пришло ко мне достаточно вовремя чтобы, надеюсь, стать хорошей бабушкой, но запоздало для Жизел. Ей досталась мать, надзиравшая за её успехами в школе, отслеживавшая каждый шаг, искренне полагая это своим долгом, однако забывавшая о том, в чём сама с некоторых пор не нуждалась – дать ей немного радости, ласки. Девочке приходилось жить так, чтобы оправдывать ожидания Роберту, как они тогда представлялись Адриане, - она опять заговорила о себе в третьем лице, будто бы о человеке, которого знала когда-то давно, - У неё было всё необходимое и много сверх того, не было лишь семьи. После смерти Паулу и Агнес (они только на пять лет пережили сына) Жизел осталась в одиночестве, а та, от кого зависело это изменить, ничего не замечала, хотя всегда находилась рядом.
- Мне их жаль, - тихо сказала Патрисия.
- Маленькую Жизел и молодую Адриану? – бабушка и внучка часто понимали друг друга без дополнительных разъяснений, - Да, одна из них потеряла любовь, вторая – недополучила.
«Пропажу можно найти, но как быть с тем, чего никогда не обретал?» - этим выводом коротким, ясным и пугающе бездонным глубиной скрытых в нём смыслов Адриана с Патрисией делиться не собиралась – он был её ношей. Нет, она не обвиняла себя во всём, что произошло с Жизел и, тем не менее, чувствовала, что обязана ей помочь. Не ради Роберту (теперь женщина наверняка знала, тот ни в чём её не упрекнул бы), не во искупление давних ошибок – ради самой дочери. Мёртвых надо помнить, заботиться же о тех, кто ещё жив.
- Уверена, дедушка думает так же, как я и никого не осуждает, - в очередной раз прочла внучка её мысли (по счастью, не все).
- Мне потребовалось много лет, чтобы прийти к тому же, - Адриана усмехнулась, - Мудростью ты явно пошла не в свою бабку, бамбина, - она встала, оправляя чёрное шёлковое платье, - Пойду, выведу на прогулку Гарри.
Оставшись одна, Патрисия с загадочной улыбкой повалилась спиной на тахту. Она уже нашла себе принца, пускай не столь необыкновенного, как Роберту Васконселус, и нашла тут, в Порту-дус-Милагрес, но пока не выбрала подходящий момент сообщить, что считает его не просто другом детства. Эйд права, куда торопиться? Пэтти немного смущало, как её избранник воспримет факт, что она успела расстаться с невинностью (хотя и не приобрела богатого опыта, в отличие от других пансионерок)? Её Гамлет в некоторых вопросах до нелепости консервативен, но это даже умиляет.
Гамлет… Патрисии нравилось воображать себя Офелией, Адриану Полонием, брата Лаэртом. Родители, правда, не укладывались в эту схему – они, вне сомнений, были не придворными, а «Дании красой», королём и королевой. А потом она одной из первых повернула за угол и, увидев удивлённое, с широко распахнутыми глазами лицо, повёрнутое прямо к сбегавшимся под совершенно неправдоподобным углом, на два месяца погрузилась в настоящее безумие, без цветов и песенок шекспировской героини. Однако воля к жизни взяла верх. А сегодня вернулась и любимая фантазия.
«Соединенье знанья, красноречья и доблести, наш праздник, цвет надежд, законодатель вкусов и приличий, их зеркало...» - с выражением продекламировала девушка и звонко рассмеялась от счастья возможного только в девятнадцать лет, в этот солнечный день, в этой комнате, в эту самую минуту.
***
Закончились занятия в младших классах. Жоакин и Яра вместе бегут домой, наплевав с высокой башни (Жоакин думает, что было бы здорово попробовать это на самом деле, только по-настоящему высоких, под небо, башен в Порту-дус-Милагрес отродясь не водилось) на дразнилки сверстников «Тили-тили-тесто! Жених и невеста!». Никакие они не жених и невеста, что за глупости – Яра же на два года его старше. Они просто друзья, вот и всё. Очень хорошие друзья. И Жоакин рассказывает своему другу Яре большой секрет, о госте приходившем к ним вечером, умолчав, пока что, про отъезд в другой город всей компанией – мама, он, Яра и тот неизвестный господин.
- Это, наверное, сеньор, который приехал вчера в город на серой машине, - высказывает догадку девочка, - Помнишь, мы видели его, когда шли с ярмарки?
- Ага, он с таким рёвом пронёсся мимо. Но почему ты думаешь, что моя мама встречалась непременно с ним?
- С кем же ещё? – резонно замечает Яра, - Ты сам говоришь – незнакомый господин. Кого, кроме него, мы тут не знаем?
Жоакин обдумывает это наблюдение. Вообще-то голос «незнакомца» он, кажется, слышал и раньше, так же, поздно вечером, у них дома, но не уверен, что это было не во сне. Кроме того, почему бы этому сеньору в шикарной машине не приезжать к ним из другого города, например, Серру-Азул? Мог он там жить и навещать иногда маму, а теперь поселиться здесь? Конечно, мог.
- По-твоему, он и твоя мама любят друг друга? – эта тема вызывает у Яры живейшее любопытство – в делах сердечных она себя считает экспертом.
- Похоже, что да, - Жоакин вспоминает смех матери и её так непривычно звучавший голос, - Он назвал её «моя сеньора» и «ангел».
- Может быть, они поженятся, - продолжает рассуждать девочка, - и этот сеньор станет твоим отцом, - она думает, что тогда её мама перестала бы плохо отзываться о доне Виолете, когда не знает, что Яра поблизости, однако вслух этого не говорит.
Жоакин поддевает носком ботинка камешек и внимательно следит, куда тот приземлится. Яра самая замечательная девчонка на свете (остальные – дуры, плаксы и воображалы), но он не может ей ответить. Иногда ему хочется, чтобы у мамы кто-то появился, а иногда, чтобы он оставался мужчиной в семье. Однако, с другой стороны, у всех есть отцы, или, хотя бы, отчимы. Пожалуй, неплохо было бы заявить на переменке «Мой папа ездит в большущем красном автомобиле».
- Эй! – Яра дипломатично дёргает приятеля за рукав, - Про таких как ты папа говорит «У него голова в облаках заблудилась». Пошли, купим леденцов.
Красно-зелёный лоток продавца сладостей маячит впереди, между деревьями. Ребята бросаются к нему наперегонки и Жоакин, как настоящий рыцарь, чуть-чуть поддавшись, даёт даме выиграть. Рыбки, петушки, зверушки на палочках – прозрачно-красные, синие, жёлтые, розовые… Карманным деньгам, которые дона Кирина дала дочери на неделю, грозит быть израсходованными в первый же день.
***
На кухне дома Перейра Виолета Аленкар подготавливала мясо для ужина. Когда-то сеньора Жудит, её хозяйка, тоже была обитательницей Нижнего Города, а теперь взлетела – не чета вчерашним знакомым. Улицы эти давно утратили старое название и жизнь там изменилась в лучшую сторону, но граница между двумя мирами никуда не исчезла, кроме того, Виолета ещё не забыла, как выглядели они в дни её детства и молодости Жудит. Помнила и саму Жудит тех лет: весёлую женщину, никогда не жалевшую для соседских детишек ласкового слова, а то и угощения, если её мужу особенно повезло с уловом. Непохоже, правда, что у сеньоры Перейры сохранились какие-либо воспоминания о малышке Виолете, она обращалась к прислуге, как к роботу-домработнице, точно и не щипала её некогда за упругую щёчку, говоря тёте Сузане: «Красивая вырастет невеста». Виолета не осуждала хозяйку, более того, могла понять как, возможно, никто другой, хотя Жудит об этом и не подозревала. Осознанно или нет, она хотела вырваться, ей было мало той судьбы, что даётся по рождению. Жизнь общиной, полудеревенские праздники, рай в шалаше и прочие приметы «святой» бедности, могут отливать радужными переливами пока тебе от 16 до 30 и сил много, а что потом?
Женщина разложила тщательно отбитые кусочки говядины на противне и убрала в духовку, до вечера. Она тоже любила песни под гитару звёздными ночами на Берегу Любви. И, согласившись, беременная Жоакином, на предложенный «план» умирала от смеха – восемнадцатилетняя беззаботная девчонка. Тогда это казалось, ей, во всяком случае, дерзкой, отчаянной игрой, с огромным призом в финале. Удача – награда за смелость. Сегодня она всё чаще спрашивала себя, сколько же можно терпеть эти «секретные» встречи, о которых не должен знать никто, за исключением Сузаны даже сын. Перепадающие второпях ласки, несколько часов страстного обладания и снова врозь, так, что подумается порой, а не приснилось ли? Бывало, Виолета твёрдо решала сказать «хватит», настоять, проявить характер. Скорее всего, у неё получилось бы. Но… откладывала разговор раз за разом, позволяя себе лишь помечтать о будущем. Семь лет прошло, почему бы не подождать ещё немного? Это ради них с Жоакином. Ещё неделя. Ещё месяц. Полгода. Год.
***
Барбара в садовых перчатках, перепачканных землёй, вышла на дорожку перед домом как раз вовремя чтобы столкнуться с сестрой. Как это обычно происходит в ожидании (Элена позвонила вчера, около десяти вечера, сообщила о приезде («Я всего пять минут назад выбралась из машины – кошмар!») и клятвенно пообещала зайти «сразу, когда проснётся»), она целое утро бралась то за одно, то за другое, не в состоянии сосредоточиться. Почитала Алиси книжку (для сочинения стихотворения дочке был нужен соответствующий настрой), помедитировала за компом (нирвана не открылась) и, наконец, отправилась проведать цветы, что, по-видимому, стоило сделать с самого начала, не тратя впустую байты. По крайней мере, от этого занятия её отвлёк только внутренний маячок, сигнализировавший о приближении Элены и молодая женщина со всех ног кинулась назад, ругая себя за такой неподобающий встрече вид. О приведении одежды и рук в порядок и речи идти не могло: «Э-локатор» неизменно срабатывал ровно за минуту до появления сестры (у той, разумеется, существовал аналогичный «Б-локатор»).
- Привет, дорогая! – воскликнула Элена и неловкость тут же испарилась, - ЧУдная шляпа! В ней и с этим ножом ты похожа на пр-р-р-редводителя разбойников.
Барбара отбросила секатор и огромные перчатки и сёстры радостно обнялись, благо на Элене были непритязательные маечка и джинсы, а не один из её умозаморачивающих туалетов от ведущих домов моды.
- Пойдём! – Барбара, как в детстве, потянула близняшку за собой и выпустила её руку лишь в «святая святых» - библиотеке, совмещённой с личным кабинетом.
- Сиди здесь и никуда не уходи, - весело распорядилась она, - Я быстро – только надену что-нибудь поприличней.
Элена предприняла обзорное турне по комнате, действительно оказавшееся очень коротким. Никаких видимых перемен, ничего настораживающего. Может быть, шампанское и поздний час подшутили над ней, заставив вычитать в письме Барб едва ли не скрытый призыв о помощи? «Неважно» - подумала она, стоя перед висящей в простенке между окном и стеллажом с книгами фотокартиной, изображавшей пронзительно-алое свечение, поднимавшееся к сияющей в пространстве космоса голубоватой звезде, - «Я всё проверю, немного растормошу Барби и, недели через две, мы уже будем в Париже. Раньше мы так и так туда не собирались, а Нью-Йорк в июне скорее мёртв, чем жив. Я ничего не теряю». На свою способность к психологическому анализу Элена не полагалась, но на обострённую интуицию, которой наделены близнецы в отношении друг друга, безусловно. Та ещё ни разу её не подводила и если есть хоть микроскопический повод для беспокойства, она до него докопается и «заградительные ловушки» сестры ей не помешают.
- Вот и я, - вошла Барбара, одетая в точно такие же джинсы и очень похожую майку с улыбающейся рожицей-смайликом, - Ты тут не скучала?
Элена, обернувшись, с восторгом хлопнула в ладоши.
- Вау! Идея! Помнишь, что мы устроили, когда нам было шестнадцать лет? Предлагаю повторить потеху!
- Помню, - Барбара улыбнулась, не разжимая губ – живой смайлик, над нарисованным, - Правильнее сказать, устроила всё ты, я только согласилась подыграть. И, что самое странное, у меня неплохо получилось. Вроде бы.
- Неплохо? Да у тебя настоящий талант! А сколько дней мне пришлось потратить на уговоры!
- Но я не пожалела, что уступила – было забавно, - она села во вращающееся кресло перед компьютером: машину времени, уносившую владелицу, куда она прикажет, сейчас в недавнее и столь отдаленное отрочество, - Может быть, так же будет и на этот раз – я ведь уже не та маленькая мышка и смогу лучше сыграть роль. Последняя фраза прозвучала с оттенком шутливой гордости.
- Мы развернёмся! – поддержала Элена.
- Только… Ты не боишься? Совсем?
- Нет, - слишком быстро ответила женщина, улыбка уверенности лишь чуть-чуть отстала от слов, выражавших ту же эмоцию, - И, чего бы? Со мной будете ты и Леу – мои верные телохранители!
Барбара смотрела на сестру, как на ребёнка резвящегося недалеко от дороги, чувствуя одновременно радость и лёгкую тревогу. Та считала себя искушённой светской львицей, да, собственно и была ею, где угодно, за исключением их тихого городка. Она отлично помнила, какие события последовали за тем праздником, а также не нуждалась в объяснениях, почему Элена избегает возвращаться сюда и, когда это всё же случается, появляется на улице в своеобразном «камуфляже» привлекающем к ней как можно меньше взглядов.
- Кстати, - спохватилась гостья, - Ты так ошеломила меня,
сначала своим напором, а потом этим выходом, что я едва не забыла о главной цели первого визита к родственникам. Угадай, - небрежно указала она на стоящую у её ног сумку с логотипом лондонского магазина, недалеко от знаменитой Бейкер-стрит, - что там?
Барбара подняла пакет и осторожно ощупала лежащий внутри маленький свёрток.
- ???
- Сдаёшься? Вот, - Элена торжествующе извлекла нечто упакованное в три слоя тончайшей бумаги и – растягивая удовольствие – слой за слоем освободила серебристый мобильный телефон, - Не удивляйся, я не сошла с ума. Телефон супер, новейшая модель со всякими примочками, но не в них суть. Фактически, я дарю тебе себя, - она приняла королевски-величественную позу, но тотчас плюхнулась обратно на банкетку и стала демонстрировать подарок.
- Здесь мои фотографии, тут звуковые сообщения, что бы ты в любой момент могла услышать мой голос – я записала их целую кучу на все случаи жизни. Ну и, поскольку старый мобильник тебе больше не понадобится, вот все адреса и номера по которым меня можно найти. Уф-ф, мило, не правда ли?
- Ты прелесть, - Барбара завладела телефоном и, для начала, вывела на дисплей фотоальбом, однако Элена непреклонно щёлкнула кнопкой и захлопнула крышечку.
- Посмотришь позже, когда меня не будет рядом, а желательно уже после моего отъезда. Вообще-то у меня есть ещё один презент…
Сегодня ничто не смогло бы испортить Барбаре настроение, и всё же при этих словах она ощутила скуку. Подобное встуление всегда означало одно: очередную обновку. Элена, зная, что сестра равнодушна к одежде, тем не менее, не в силах была справиться с искушением и периодически привозила ей что-нибудь «божественное» или, на худой конец «очаровательное» - прочно оседавшее в шкафу. Как бы поестественнее изобразить интерес, чтобы не огорчить её?
- Тоже попалась мне на глаза в Лондоне, - рука Элены снова нырнула в пакет, - И… я бы такое не надела, но, почему-то не сумела удержаться.
«В 1449-й раз» - покладисто подтвердил голос в голове Барбары.
- Во всяком случае, цвет тот, который ты любишь, - Элена развернула лёгкую, шёлковую, изумрудно-зелёную шаль с довольно простым узором из цветов и листьев, - Сама не пойму, чем она привлекает, если присмотреться всё очень незатейливо…
- Мне нравится, - сказала Барбара, совершенно искренне, - Можно?
- Конечно, - Элена, немного оторопев, следила за тем, как сестра накинула шаль и, чуть выгнувшись, подняв подбородок, сделала несколько шагов с непринуждённой грацией, - Ты настоящая красавица, Барби.
- Такая же, как всегда, - Барбара сложила ткань, и иллюзия рассеялась, возле компьютера опять сидела молодая женщина, в жизни не носившая чего-то кроме брюк, маек и водолазок, причём отнюдь не соблазнительных или провокационных, а простых, удобных, функциональных, в которых она чувствовала себя, как рыба в собственной чешуе. Может быть только однажды, в день их шестнадцатилетия, Элена видела другую Барб, но та была её зеркальным отражением, в то время как мгновение назад…
- Не рассказывай. Ты могла бы произвести фурор на любой коктейль-вечеринке в самом избранном обществе, уж поверь специалисту! Не хочешь, продолжай сидеть в четырёх стенах, хорошо уже то, что мой подарок не угодит в какой-нибудь фонд пожертвований неимущим, - со смехом подвела она черту под темой. - Наверное, мне, как любящей сестре, следовало купить для тебя новомодный роман, или наоборот разыскать первое издание… э-э-э… ну, предположим, Диккенса (ты к нему неравнодушна, я не путаю?), но тебе же известно, что у меня аллергия на книжные магазины и их продукцию. Зато Леу отличился: раздобыл для нашего братца Жака бестселлер некоего американского журналиста. Фамилия гринго у меня в одно ухо влетела, в другое вылетела, а называется этот глянцевый монстр «Порт чудес». Мой муж обожает подобные приколы, впрочем, по слухам, книжка действительно наделала шуму.
- Да, для бразильского уха это явный каламбур, - Барбара одобрительно усмехнулась, отдавая должное чувству юмора Леу, - Он не говорил о чём там?
- Что-то политическое, точнее одна сплошная политика и ничего больше. Я тебя умоляю! – Элена закатила глаза и воздела руки к потолку, - Давай лучше про погоду.
- Почему бы и нет? В Нью-Йорке сейчас духота, спасают только кондиционеры. Ты мне писала об этом в субботу.
- Боже, выходит нам и поболтать-то не о чем, за исключением кошмарной книжонки! – ужаснулась сеньора Паэс, - Все новости уже вчерашний день!
Но, разумеется, им всегда находилось, что обсудить. И женщины-девушки, чьё девичество закончилось толком не начавшись, вскоре с головой ушли в одну из бесед, обаяние которых доступно в полной мере лишь посвящённым, знающим кодовые слова и пароли.
***
Как же он не любит таких женщин. Гладких, выхоленых сук, как эта, что сидит напротив него. Хотя, ничего не скажешь – она хороша, эффектна, сексуальна, неглупа и… холодна будто айсберг. Расчётливая самка, не особенно трудящаяся скрыть своё презрение к мужчинам. Почему только он это замечает? Потому что с ним она начисто отставляет игру и ведёт себя прагматично, жёстко, как участник стратегической операции… или, как шлюха. Конечно, она и есть шлюха – Денизи Мота, зам. по организационным вопросам сдобной и безмозглой хозяйки Центра ночных развлечений. Что ж, сейчас у них чрезвычайная встреча двух «шей» ворочающих, так называемыми «головами».
- Вы же понимаете, мы не можем полагаться на случай. Авария произошла километрах в пятнадцати от города, не больше.
- Почему вы в этом так уверены?
- Этот человек ждал помощи из Рио одиннадцать часов. Нужно удостовериться, что по Порту-дус-Милагрес не носятся рассказы о застрявшей на обочине машине, или, ещё хуже, о приехавшем к ней на выручку эвакуаторе – распространяемые кем-то из местных любителей автомобильных прогулок.
Этим займётся Эдсон. Он отлично обучил его прислушиваться к разговорам, вызывать на откровенность. Мальчишка способный, но далеко не гений. Был в его карьере материал куда более благодатный.
- Вы правильно поступили, что сразу же поставили меня в известность. Наше общее хобби не терпит самодеятельности.
- Если это всё, то я, с вашего позволения, вернусь к своим прямым обязанностям.
- Желаю удачи.
Поселившись здесь, он имел дело только с проститутками, но в её «покои» не заглядывал никогда – лесбиянки (настоящие, женолюбки по сути своей), как бы искусно они не притворялись в постели, внушали ему отвращение. А ведь эта девка (что лишь усиливало антипатию) могла бы вызывать в нём совсем другие чувства хладнокровием, быстротой реакций, способностью мыслить логически, а не эмоционально – качествами, которые он ценил в женщинах проходивших у него подготовку намного больше, чем в курсантах-мужчинах. Потому что у них они были редкостью, и раскрыть, выпестовать эти навыки являлось подлинной удачей, предметом законной гордости профессионала. Дежа вю… Сегодня, сняв трубку (раньше Денизи не связывалась непосредственно с ним) и услышав женский голос звучавший по-военному чётко и отрывисто он на миг испытал странное ощущение – будто произошло то, чего он глубоко в подсознании боялся и на что так же подсознательно надеялся, вопреки фактам и рассудку. Потом, поняв, кто говорит, освободился от секундного наваждения, чья назойливая
тень вернулась во время их короткого совещания в кафе. Однако только тень. Другое время, другое место, похожая, но тоже другая женщина – лицедейка-потаскуха, надевающая любую маску. И, что оставалось неизменным тогда и сейчас, работа, прежде всего. Жерарду Фрагозу поднялся из-за столика. Сегодня они справились. Высший комплимент для сотрудника его бывшего ведомства.
|
