ЧАСТЬ 2_4
***
Жоакин лежит в кровати с гиппопотамом. Мама пока не разрешила посмотреть, что у него внутри и быстро отправила их спать, сказав, что после такого длинного праздника нужен отдых. Но это она думает, что Жоакин уснул, а он хорошо слышит, как за стенкой мама с кем-то разговаривает.
- …очень обрадовался, - говорит мама, - Не смеялся, не болтал без умолку, как другие дети, но я по глазам видела, он просто на седьмом небе, - Жоакин чувствует в её голосе улыбку.
- Ты правильно сделала, что купила ему игрушку.
- Не такой уж я ангел. Эта клуша, дона Кирина, смотрела на моего мальчика, как на пустое место, я не смогла отказать себе в удовольствии довести её до белого каления, хотя она и так кипит, точно кастрюля на плите, едва меня завидит.
- Нет, моя сеньора, ты ангел. Ангел, обращающий сияющим мечом в бегство кумушек и сплетниц.
Мама смеётся еле слышно, чтобы не разбудить Жоакина, потом раздаются какие-то непонятные звуки.
- На деньги, которые я вам даю, - продолжает, наконец, оборвавшийся разговор гость, - ты могла бы и чаще баловать его.
- Эти деньги я откладываю, а если трачу, то немного, на самое необходимое. Незачем «добрым соседям» знать, что они у меня есть.
- Сузана знает. Это всё равно, что объявить по местному радио.
- Имей совесть! Тётя с самого начала была в курсе всего, пускай и не одобряла. Скажи, она кому-нибудь проболталась хоть словечком? Ну, скажи?
- Ладно, признаю. Когда дело касается тебя, из Сузаны ничего не вытянут даже её ближайшие подруги. Она любит тебя, Виола, и желает счастья, так же, как я. Только благодаря этому, - с лёгким смешком прибавляет мужчина, - мы до сих пор терпим присутствие друг друга в твоей жизни.
- Может быть, настанет день, и мы втроём отсюда уедем, тогда всё будет по-другому, - тихо и задумчиво произносит Виолета.
Дальше Жоакин не слушает. Крепко обнимая гиппопотама, которого он собирается назвать Тонинью, мальчик размышляет над новостью. Уедут втроём? Мама, он и Яра? А дона Кирина согласится её с ними отпустить? Надо будет спросить…
- О чём, Жоакин? – оказывается, мама уже здесь, стоит, наклонившись над кроватью. На ней длинное белое платье, как у принцессы, чёрные, распущенные по спине волосы украшает сверкающая диадема – никогда раньше он не видел у неё таких красивых вещей. Но и без них у него самая молодая и красивая мама в Порту-дус-Милагрес и там, куда они приедут, она тоже будет самой красивой… не считая, конечно, Яры.
- Мам, Яра поедет с нами? Это правда?
- Да, сынок. Мы обязательно возьмём её с собой – как же может быть иначе?
Мама – прекрасная фея – улыбается. Спальню заливает сияющий белый свет, и мальчуган уже не может различить ту границу, за которой кончается
явь и распахивает свои врата королевство сновидений.
***
Двумя часами ранее высокий светловолосый мужчина, чьё лицо дядюшка Бабау будет сегодня пытаться привязать к одной из множества хранящихся в его памяти фамилий, пока усталость не возьмёт верх, кивнув швейцару, в ответ на приветствие, прошёл через вестибюль отеля «Палмейрау Парадиз». Служащий нёс за ним три солидных и абсолютно новых чемодана, для которых это путешествие, по всей видимости, было первым.
- Добрый вечер, - обратился прибывший к портье, не понижая специально голос, и, тем не менее, умудряясь ограничить свою аудиторию одним слушателем, - У вас забронирован номер на имя Барруса.
- Да, сеньор, номер 319, - тот вручил ему ключи. Будучи работником первоклассного заведения, он знал, с кем из клиентов можно немного поболтать, позволить себе шутку, а с кем ничего, кроме ответа на заданный вопрос. Этого клиента, при всей его безупречной вежливости, портье сразу причислил ко второй категории.
Новый постоялец, не оглядываясь на носильщика, направился к ведущей наверх мраморной лестнице с широкими закруглёнными ступенями и похожими на небольшие колонны перилами.
Фамилия, ничего не сказавшая портье, могла бы избавить Бабау от бессонной ночи, если бы не неистребимая привычка сеньора Отавиу Барруса выбирать лучшее, в данном случае, из отелей и пансионов Порту-дус-Милагрес. Номера в «Звёздном маяке» были всего лишь милы и по-домашнему уютны, не претендуя на ненавязчивую роскошь «люксов» «Палмейрау Парадиз». Гостей там всегда принимали с радушным гостеприимством, но Отавиу отдавал предпочтение вышколенной корректности. Искренняя, от чистого сердца улыбка, неудобна тем, что сопутствует другим не менее человечным эмоциям, самой обременительной из которых является любопытство. «Кто вы? Откуда? Надолго в наши края?» - остановившись в «Парадиз» он избавил себя от подобных вопросов, по крайней мере, до завтрашнего дня.
***
Этим вечером в маленькой столовой дома Фейтозу было шумно и весело. Посреди стола на большом блюде возвышался банановый пирог с подрумяненной золотистой корочкой, распространявший вокруг восхитительный аромат. Ана Клара (успевшая забежать домой и сменить наряд продавщицы экстра-класса на более демократичное, а также не стесняющее талию одеяние, заодно прихватив привезённые из Парижа подарки) и Лусинья болтали без умолку, втягивая в оживлённую беседу Родригу и даже обычно молчаливую Луизу, не забывая при этом жадно поглядывать на вожделенное лакомство.
- Луиза, - обратил, наконец, внимание Родригу на голодный блеск в глазах девушек, - Не пора ли отрезать каждому по ломтю твоего замечательного пирога?
Луиза смущённо потупилась, как будто её незаслуженно перехвалили.
- Да, пожалуйста, Луиза! - поддержала Лусинья, - Этот запах сводит с ума. Я, по крайней мере, перекусила в кафе, а вот Ана Клара…
- Это правда, у меня крошки во рту не было весь день, если не считать бутерброд со стаканчиком колы, - смеясь договорила за подругу девушка, - Я попросила дону Жудит приглядеть за товаром и она вынуждена была согласиться, чтобы не ронять престиж благотворительного базара, - эти слова Ана Клара произнесла в нос и состроила такую постную мину, что все дружно расхохотались.
- Жудит, вообще-то, неплохая женщина, - всё ещё улыбаясь, сказала Лусинья.
- Но слишком добросовестная, - на этот раз лицо Аны Клары выразило мрачную, едва ли не фанатическую сосредоточенность, вызвав новый взрыв смеха.
Веселье так и летало по комнате: плутовато переглядывались девушки, сияли глаза Луизы, с теплотой и пониманием смотрел на неё Родригу и, в свою очередь, улыбался метким характеристикам, слетавшим с языка дочери и её подруги. Казалось, гостья выпустила на волю смешинку, перепархивавшую от одного собеседника к другому, даря радость и лёгкость в мыслях.
- Представьте, - рассказывала она, - Вдруг подходит ко мне Изабел, любезно поздравляет с возвращением и осведомляется, уж не получила ли я в Париже диплом внутренней торговли. Пришлось, не менее любезно, порекомендовать ей, получить аттестат о среднем образовании, чтобы без ошибок прочесть, что написано у меня в дипломе, а заодно приобрести в моём киоске очки для чтения. Были там одни, очень изысканные, в оправе инкрустированной перламутром и совсем не дешёвые, как раз для папочкиной принцессы.
- Ответ, конечно, был язвительным, - заметил доктор Фейтозу, впрочем, в его тоне не слышалось ни малейшего осуждения, поступок Аны Клары явно пришёлся ему по вкусу, - Но, если человек первым сказал колкость, он должен понимать, что его могут поставить на место.
- А я сегодня встретила Элиу, - сообщила Лусинья, - Забавно, живя в одном городе, мы не видели друг друга больше года – я учусь и работаю, он путешествует, и вдруг очутились по разные стороны прилавка в книжной палатке.
- Это у него ты купила антикварное издание «Антологии португальской поэзии XVII-XIX веков»? – спросил Родригу.
- Да, и ещё один увесистый том, тоже букинистическое издание – медицинский атлас, составленный в 30-е годы профессором Эривалду Линьярешем, возглавившего первую кардиологическую клинику в Салвадоре.
- Дочка, мне ты можешь не объяснять, кем был доктор Линьяреш, - усмехнулся Родригу, в душе гордясь, что привил Лусинье такую преданность и увлечённость делу, которому сам посвятил жизнь.
- Так вот, две тяжеленные книги, и Элиу, галантно предлагающий мне донести их туда, куда я скажу. – Глаза девушки озорно блеснули, - Я поблагодарила, взяла антологию под одну мышку, атлас под другую, чтобы не нарушать равновесие, и сказала ему «до свидания».
- Вы с ним, кажется, дружили? – вспомнил отец.
- В выпускном классе гуляли вместе под ручку и страстно целовались в аллее парочек, - невозмутимо ответила Лусинья, - Если бы я стала тогда его подружкой, вряд ли он предложил бы мне сегодня свою помощь.
- К чему эта ирония, милая? – мягко укорила её Луиза, раскладывая по тарелкам последние порции бананового пирога и стараясь незаметно положить Ане Кларе ломоть побольше и поаппетитнее, - Наверное, ты нравилась парню, раз он до сих пор кидается помочь тебе. Может быть, ты и не догадывалась, насколько сильно?
- Трудно было не догадаться, - беззаботно откликнулась девушка, - При каждом удобном случае он предлагал мне пойти к нему домой, готовить вместе сложное задание по геометрии. Но оно плавно перетекло бы в подготовку к уроку анатомии, а её мы и так знали на отлично.
- Лусинья, иногда ты поражаешь даже меня, - Родригу покачал головой, как бы признавая, что современную молодёжь ему не понять, - Медики славятся своим цинизмом и трезвым взглядом на вещи, однако в моё время некоторые темы не принято было обсуждать так откровенно. Существовала целая система эвфемизмов, намёков, и, не могу не признать, она придавала разговору некое обаяние недосказанности, игры слов.
- Не переживайте Родригу, - успокоила Ана Клара, - Искусство подводных течений в беседе никуда не исчезало, я, к примеру, владею им в совершенстве, без ложной скромности, - на миг она отбросила шутливую интонацию, но тут же изящно к ней вернулась, - Просто сейчас мы в кругу близких людей, где можем говорить то, что думаем, не пытаясь выглядеть кем-то другим. И я, пользуясь случаем, хочу произнести слова, которые вертятся у меня на языке весь вечер. Луиза, ты божественно готовишь, и это не пустой комплимент!
- Спасибо, Ана Клара, - женщина улыбнулась, слегка зардевшись.
- Луиза никак не может привыкнуть к заслуженным похвалам своему кулинарному таланту, - пояснила её смущение Лусинья, - Не стесняйся Луиза, Ана Клара права – мы все здесь, как одна большая семья.
- Умение готовить досталось мне от матери, - уже спокойно сказала Луиза, - В юности я его не ценила, считала пустяком, а ведь дона Рита была лучшей кулинаркой Порту-дус-Милагрес, не знавшей себе равных. Сеньора Амапола Феррасу вытащила семью из нищеты не без помощи её знаменитых приправ и пирожков с рыбой, заказы на которые стали поступать из самого Салвадора. Но даже тогда я продолжала шарахаться от плиты, находя это занятие чуть ли не унизительным. Как бы я хотела перед ней извиниться, сказать, что она дала мне золотые руки, а я поняла это, когда уже ничего нельзя было вернуть.
Несколько минут все сидели молча, не решаясь, посмотреть друг на друга. Вспоминали не только о трагически погибших родителях Луизы, но и о собственных утратах: Родригу и Лусинья о Дулсе, Ана Клара о красавице Ливии Геррейру, своей матери. Слова Луизы заставили девушек задуматься, что и им очень многое хотелось бы сказать матерям, и что уже никогда сказано не будет, разве что в мыслях, или, вполголоса, старой фотографии. Словно угадав их чувства, Луиза подошла к сидевшим рядом подругам и обняла обоих за плечи. Девушки, не говоря ни слова, прильнули к ней, испытывая в эту минуту острый недостаток тепла и ласки.
Потом, так же тихо, женщина вышла на кухню, а, вернувшись с чайником и чашками на подносе, увидела, что Ана Клара и Лусинья снова болтают, как ни в чём ни бывало. Родригу поднялся, взял у неё поднос и поставил на место, которое недавно занимал пирог. Разговор вошёл в прежнее русло – благотворительная распродажа одно из главных и, безусловно, самое насыщенное событие года, обсуждать его можно долго, перебирая старых знакомых, давно не попадавшихся на глаза, пересказывая забавные сценки, свидетелем или участником которых ты стал.
- В этот раз комитет собрал много ценных вещей – раритетных изданий, предметов антиквариата, уникальных, коллекционных игрушек, - рассуждал Родригу, особенно интересовавшийся полезной стороной мероприятия, - и выручил хорошие деньги от их продажи. Они пойдут на улучшение здравоохранения города, на новые учебники и оборудование для муниципальной школы, разумеется, на помощь нуждающимся семьям. Таким образом, даже эта показуха служит, в конечном счёте, благородным задачам.
- Может быть это и показуха, - не стала возражать Луиза, - но было очень красиво. А приглашённая актриса? Никогда бы не подумала, что в нашем городке появится такая знаменитость.
- Ход действительно удачный, - кивнул Родригу, имея в виду всё то же – пользу, которую можно извлечь из толпы праздных бездельников, - Он позволил собрать больше людей, следовательно, возросло число потенциальных покупателей…
- Её платье, - мечтательно продолжала Луиза, - Было время, я представляла себя в похожих на него нарядах. Конечно, это не самое важное, что есть на свете, и всё же… - она пыталась подобрать нужное слово.
- И всё же, жизнь была бы чересчур монотонной, без напоминаний о том, что где-то существует другой мир, кажущийся нам прекрасной фантазией, - с улыбкой подсказала Лусинья.
- Да, это как сон наяву, - Луиза тоже улыбнулась, - Как будто мне опять семнадцать лет и я впервые переступила порог дома доны Амаполы. Только тогда я мечтала, чтобы эта роскошь, эти элегантные и безумно дорогие вещи однажды стали моими, а сейчас мне достаточно просто смотреть, хотя бы изредка, - и женщина с весёлым вызовом тряхнула головой, словно говоря, да, вот вам правда, я всё ещё люблю блёстки и мишуру, и нисколько не стыжусь открыто в этом признаваться.
- Браво, Луиза! – одобрительно воскликнула Ана Клара, - Я такая же, никогда не стану извиняться за то, что думаю или чувствую. Пусть меня принимают со всеми достоинствами и недостатками, а не хотят, сами напросились.
- Сдаюсь, - поднял руки Родригу, - Вы меня убедили. Благотворительный базар Порту-дус-Милагрес явление эстетическое, как тропическая бабочка и столь же недолговечное. Зачем нужны создания природы мне понять легче, чем смысл искусственных красивостей насаждаемых людьми, к тому же, небескорыстно, но, раз кому-то они дарят не меньше радости, наверное, я сужу о них излишне пристрастно.
- Пап, Луиза и многие другие, так же как ты, извлекают из затеи комитета что-то для себя, вот и всё объяснение, - пожала плечами Лусинья, - Подумай, бабочка может стать гордостью коллекции энтомолога, а может просто радовать глаз. Каждый воспринимает её по-своему.
- А как насчёт третьего назначения? – привёл контраргумент Родригу, - Базар, прежде всего, выполняет конкретную цель, ради которой его и устраивают. Природа же, плод интерпретаций человека. Где он, основной путь, центральный замысел?
- На этот вопрос может ответить лишь тот, кто создал бабочку, - загадочно произнесла девушка, то ли подтрунивая, то ли абсолютно серьёзно.
- Что? Дочка, я материалист, давай оперировать реальными категориями, а не отклоняться в область метафизики, или совсем уж иррациональных допущений.
- Хорошо. Но, неужели весь твой опыт не научил тебя, что есть вещи неподвластные обычной логике и научному истолкованию. По крайней мере, истолкованию наукой, на том этапе, которого она достигла на сегодняшний день? – Лусинья перешла в наступление, однако Родригу так легко уступать не намеревался.
- Нет, Луиза, мы здесь явно лишние, - громко вздохнула Ана Клара, ставя пустую чашку на блюдечко, - Два доктора ведут умные разговоры, а на нас ноль внимания. Хотя сами только что признали, что мы ничем не хуже бабочек и тоже можем вызвать интерес. Не будем им мешать, пойдём, помоем посуду. Это становится доброй традицией, - прибавила она, бросив насмешливый взгляд на увлёкшихся философской пикировкой отца и дочь и начала собирать на поднос остатки пиршества.
- Ана Клара, пожалуйста, не надо, ты гостья… - запротестовала Луиза.
- По-твоему, мне доставит большее удовольствие присутствие при дебатах? Не настаивай. О тарелках и чашках можешь не беспокоиться, дома я время от времени помогаю Франсинети, впрочем, об этом ты уже знаешь.
Она подняла нагруженный поднос над головой и ловко балансируя, двинулась в сторону кухни. Луиза пошла следом, думая, что сегодня, нежданно-негаданно, получила столько счастья, что и надеяться не смела.
***
Жудит также подводила итоги дня минувшего. Возможно, её и не переполняла тихая радость, как Луизу, однако оснований чувствовать себя довольной хватало. Во-первых, распродажа удалась на славу и в том немалая её заслуга. Во-вторых (чудо из чудес!), Орланду не болтается неизвестно где, вместе со своим обожаемым Мигелом, а, сидя за столом, уплетает так, что за ушами трещит. Это, в свою очередь, делает приемлемым Деодату, не произносящего (будь благословенна Святая Рита!) очередной монолог героя классической трагедии, а вполне нормально, как и положено отцу, расспрашивающего мальчика о последних новостях. Идеальный семейный ужин, если бы не главный минус вечера – пустующее место Жака. Вернувшись с ней домой он тут же поднялся наверх, но не переодеться, как подумала Жудит, а собрать вещи. Поцелуй в щёку, просьба извиниться перед отчимом и никаких объяснений. Раньше они и не требовались, Жудит точно знала, у кого сын проведёт вечер, прежде чем уехать в Салвадор. Сегодня, и это заставляло стрелку весов колебаться между минусом и плюсом, она не рискнула бы побиться об заклад, что Жак отправился к той сорокалетней стерве, играющей на людях в молоденькую дурочку (женщина ожесточённо вонзила нож в куриную грудку). Как ей хотелось бы быть уверенной, что сейчас они с Малу вместе! Но, не станет же взрослый мужчина рассказывать матери, с кем у него свидание! Не нужно поддаваться унынию, отсутствие Жака может оказаться добрым сигналом. Она подождёт, а пока займётся подготовкой торжественного обеда в честь Элены и Леонарду. Время пройдёт незаметно.
***
Если бы желания Жудит обладали способностью подталкивать сына в угодном ей направлении! Однако подобной власти они не имели, поэтому, потянув незапертую дверь, Жак вошёл именно туда, куда она в глубине души опасалась. Кармен сидела в кресле, лицом к входу, обняв руками колени и положив на них подбородок. Выглядела она спокойной, даже отстранённой, со стороны могло показаться, что женщина медитирует. На самом деле, Кармен, придя с праздника, бралась то за одно, то за другое занятие, бросая на полдороге, а три часа назад убедила себя в том, что ждать больше нечего и постепенно впала в состояние тупого бездумного отчаяния. Она уже не задавалась вопросом: «Что я натворила?», не пыталась понять, как ей пережить неделю, чтобы окончательно убедиться, что надежды не осталось, не повторяла, почти беззвучно шевеля искривлёнными судорогой губами, обращаясь неизвестно к кому: «Пожалуйста, в последний раз… Мне нужен только этот шанс… Пусть он вернётся и, обещаю, всё будет по-другому», просто замерла без движения, чувствуя, что медленно умирает. Увидев Жака, она недоверчиво подняла голову, точно спрашивая, зачем тот пришёл, и, готовясь услышать худшее.
Но в мозгу облегчённо пульсировало: «Спасибо. Я не вынесла бы неизвестности. Лучше самые ужасные слова, произнесённые вслух, чем исчезновение без объяснений». А в следующую секунду он подошёл и чмокнул её в макушку, будто ничего не произошло.
- У тебя найдётся что-нибудь поужинать, или, хотя бы, перекусить? Я сорвался сюда, сразу, как закончилась благотворительная акция, иначе мама меня потом не выпустила бы.
Кармен заулыбалась, всхлипывая (до того она за весь день не проронила ни слезинки), огромная тяжесть свалилась с сердца, всё стало неважно, кроме одного: ни в коем случае не позволить этой ситуации повториться. Она будет себя контролировать. Будет следить за каждым шагом, каждым словом. Обязательно будет, но после. Сейчас можно ненадолго расслабиться.
- Ну, что ты? – заботливо спросил мужчина, присаживаясь на подлокотник кресла и очутившись практически вплотную к ней.
- Я боялась, ты больше не придёшь, - честно ответила Кармен, собственные страхи теперь казались такими детскими.
- Странная логика, - Жак беззлобно усмехнулся, - Зачем бы мне, в таком случае, предупреждать, чтобы ты ждала меня вечером?
- Честно? Я подумала, что ты стреноживаешь меня, как норовистую лошадь, - женщина смахнула слёзы, продолжая улыбаться, - Чтобы я не устроила сцену ревности. А потом обрубишь всё одним ударом, - она вздрогнула, вспомнив, насколько близка была эта возможность.
- Вот оно что, - он ещё приблизил своё лицо к Кармен, хотя ближе вроде бы было некуда, - Если бы ты сделала это, мне бы так и пришлось поступить. Я не твоя собственность, Кармен, и не надо пытаться предъявлять на меня права. Но я и не твой хозяин, надсмотрщик, или какую ты придумала мне роль? Пора бы тебе начать, наконец, относиться ко мне с доверием. Увидишь, тогда всё изменится.
- Это не так легко, - Кармен протянула руку и погладила его вьющиеся волосы, - Конечно, ты мне не в сыновья годишься, и, всё же, я на девять лет старше. В то время как она… - женщина покачала головой, вдруг почувствовав себя похотливой бабёнкой, цепляющейся за уходящую молодость, удерживая рядом полного сил самца. Как нелепо, никогда у неё не было подобных комплексов, однако, стоило посмотреть на Жака с Малу, и разница между ней и ним явилась ей в неприглядной очевидности, что она осознала лишь постфактум.
- Так почему я сейчас не с Марией Луизой? Может быть потому, что мне нужна совсем не она? Не уподобляйся моей матери, считающей меня подростком, которого сбили с пути истинного, для этого ты слишком молода и свободна от предрассудков. Если не трудно, оставайся такой как можно дольше.
- Я сама этого хочу, - тихо ответила Кармен, - Только будь ко мне почаще таким же терпеливым и чутким. Помоги поверить, что в сплетнях о нас нет ни слова правды. Бывают минуты, когда мне очень не хватает этой веры. Наверное, я всё-таки начинаю уставать от войн с ханжами и блюстителями морали. Сегодня, например, со мной не так уж весело, нет?
- Тс-с-с, помолчи немного, - он положил её голову себе на грудь, - Успокойся, ни о чём не думай. Всё плохое осталось позади, давай, не будем его звать обратно.
- По крайней мере, не этим вечером, - пробормотала Кармен, закрыв глаза, - Я и не подозревала, что ты умеешь ухаживать за депрессивными дамочками.
- Когда в девять лет остаёшься единственным мужчиной в доме, и не тому научишься, - пальцы Жака, массировавшие ей плечи, спустились ниже.
- Так вот откуда столько опыта… Жак? Ой! Жак, что ты делаешь?!
- Хм, а на что это, по-твоему, похоже?
- Нет, нет, оставь в покое пуговицы, и… мммм… нет… у меня не то настроение, ничего не получится… Давай лучше спокойно посидим… оооууууу!!! Нет, не здесь, Бога ради! Это кресло очень шаткое, ты и меня и себя покалечишь, - говоря, она уже торопливо проделывала аналогичные манипуляции с костюмом и рубашкой Жака.
- Думаю, сегодня тебе не стоит делать лишних движений. Не возражаешь, если я отнесу тебя… - мужчина прикинул, какое из подходящих им мест находится ближе всего, - вон на тот диван.
- Куда угодно, мой красавчик, - выдохнула Кармен почувствовав, как сильные руки поднимают её в воздух, - Куда ты только пожелаешь…
***
Родригу и Луиза ушли к себе, а Лусинья с Аной Кларой остались посумерничать на кушетке в гостиной, такой же небольшой и опрятной, как все комнаты в доме. Погасив свет девушки уселись поджав ноги, по детской привычке тесно прижавшись друг к другу. Выполняя обещание, Ана Клара таинственным шёпотом, дабы не нарушить атмосферу, долго и подробно посвящала подругу в «парижские тайны», Лусинья внимательно слушала, ни разу не перебив, но её интерес к рассказу ощущался без лишних слов – особый талант, отличающий прирождённых слушателей.
Но вот, закончилась «экскурсия»: запах жареных каштанов и аромат лукового супа, шелест опадающих тёплым октябрьским днём кленовых листьев, тень, отбрасываемая Эйфелевой башней, фарфоровые и гипсовые фигурки в магазине на Монмартре и многое другое, пронесясь, будто за окном туристического автобуса, осталось позади. Разве что, фигурки трёх нимф «Не видящей», «Не слышащей», «Хранящей молчание», из того самого магазинчика, отныне будут украшать тумбочку Лусиньи. Последняя, прикрывавшая ладошками рот, напомнила Ане Кларе подругу и вопрос, что той подарить тут же решился. Однако, как бы Лусинье ни нравилось молчать, сегодня Ана Клара твёрдо намеревалась её разговорить.
- Кстати, об увлечениях, - сменила она тему после небольшой паузы, - Ты уже в курсе, у меня в этом году их не было. А что скажешь о ваших будущих светилах медицины? Кто-нибудь заслуживал внимания?
- Нет, всё те же примелькавшиеся физиономии, - последовал лаконичный ответ.
- А Бету? Я выпустила вас из виду, отпрвившись покорять Париж, но мне казалось, ты на него серьёзно запала.
- Кажется, мы поменялись местами? – Лусинья склонила голову набок, - Вчера я допекала тебя вопросами о Франсуа, а теперь настала моя очередь подвергнуться допросу?
- Лу, я не знаю ни одного человека, кроме тебя, кто назвал бы два ненавязчивых вопроса словом «допекать». Мне далеко до подобной деликатности, признаю, но, если я влезаю во что-то личное, можешь просто не отвечать.
- Отвечу, именно потому, что ничего личного давно уже нет, да, пожалуй, и не было, - Лусинья отвернулась от Аны Клары, глядя на лунный свет, - Бету был моим первым парнем, я догадалась, что ты это заметила. И также он на сегодняшний день, является моим последним «близким другом». Мы разбежались вскоре после того, как ты уехала. Тебя это удивляет?
- Не особенно, вспоминая мой «девятимесячник воздержания». Но у меня были несколько другие обстоятельства, что-то вроде эксперимента по добровольному отказу от секса. Могу сказать, что не много потеряла. Ладно, это скучно, расскажи лучше, зачем ты целых два года избегаешь ни к чему не обязывающих романчиков? Неужели разрыв с этим олухом Бету был настолько болезненным?
- Вовсе нет. И Бету отнюдь не олух, он очень приятный, блестяще образованный, остроумный парень. Несколько раз с тех пор мы пересекались на студенческих вечеринках и отлично проводили время… как приятели. К счастью, он воспринимал наши отношения так же легко.
- Хочешь сказать, что вы друг к другу охладели, а достойной замены ты не нашла? – Ана Клара подождала ответа, - Лу, хватит говорить загадками! Я не требовала от тебя раскрыть карты, ты сама предложила…
- Ок. Ты проводила эксперимент, а я поставила опыт, точнее, два. Поцелуи с Элиу Медейрусом в выпускном классе и секс с Алберту Друммондом на втором курсе. Диагноз – Лусия Фейтозу и «ни к чему не обязывающие романчики» две вещи несовместимые, - девушка произнесла это без разочарования, с задумчивой, чуть ироничной улыбкой, - Мне нужна любовь, такая, которая захватит полностью, заставит переступить через доводы разума, через «правильно» и «неправильно». А без всего остального я могу обойтись и обхожусь, после того, как выяснила, что оно из себя представляет.
- Оказывается, ты романтик, - протянула Ана Клара, не ожидавшая такого признания.
- Я не романтик, а практик, - возразила Лусинья, - Работа для меня на первом месте, это моё призвание, так же, как у папы. Непрактично было бы отвлекаться на чепуху, не имеющую никакого значения, порой даже утомительную.
- Я не о том, - Ана Клара легла поперёк коленей подруги, вытянув уставшие от сидения в одной позе ноги, заодно получив возможность видеть её лицо, - Ты веришь в существование любви. А вот я не могла бы с уверенностью сказать то же самое. Дружба, сумасшедший секс, взаимопонимание, доверие… до определённой границы, может быть, иногда, и нежность и ревность, ведь твой партнёр, всё-таки, некто, кого ты привыкаешь считать своим – это реально. Но, любовь, да ещё такая самозабвенная, всё перечёркивающая? Не знаю…
- А я знаю, и, поверь, в этом знании ничего от романтизма барышни XIX века. По мне, то, что любовь существует, такая же аксиома, как и то, что существует аневризма сердца. Между прочим, очень похожие симптомы.
- То есть, ты хочешь заболеть любовью? – слегка поддела Ана Клара.
- Не то что бы хочу, просто отдаю отчёт, что это может случиться. Ну, а пока ничего подобного не произошло, берегу здоровье и забочусь о том, чтобы вернуть его другим. Вот, что мне сейчас важно.
- А что важно мне? – глаза Аны Клары приобрели столь знакомое Лусинье выражение отдалённости от всего, она не забыла, что подруга находится здесь и слышит её, но разговаривала как бы с самой собой, - Кое-что есть, но это временно, когда я всё узнаю, исчезнет и смысл, а потом, дальше? – девушка «приземлилась», теперь она внимательно смотрела на Лусинью, - Лу, помнишь, за ужином, я сказала, что все мы здесь можем позволить себе быть теми, кем являемся, без притворства, без игры? Так вот, это не про меня. Даже тут, с тобой, Родригу, Луизой, не настоящая Ана Клара, а только её часть, может быть лучшая.
- По-моему, ты сильно преувеличиваешь, - Лусинья запустила пальцы в волосы Аны Клары, неторопливо перебирая их.
- Ты говоришь так, потому что не знаешь всего.
- Я знаю намного больше, чем ты можешь себе предположить, - Лусинья дёрнула её за прядь, обратив разговор по душам в шутку.
- Это лишь твоё предположение, - Ана Клара сбросила руку подруги, села и вооружилась подушкой с вышитыми на чехле хризантемами.
- Предположим, оно ошибочно, - Лусинья отодвинулась вглубь кушетки, нащупывая свой метательный снаряд.
- Так и есть, – подушка просвистела в воздухе.
- Мимо! - последовал ответный удар, угодивший точно в цель.
- Меткость, отличительная черта медицинского работника! – на этот раз Ане Кларе больше повезло с броском.
- Ничего, ты тоже не безнадёжна! – пульнув подушку, Лусинья вскочила и пустилась наутёк, преследуемая по пятам. Гостиная огласилась визгом, вскриками, глухими ударами, по стенам беспорядочно заметались тени.
***
Наверху, лёжа в постели, Родригу и Луиза, улыбаясь, прислушивались к доносящемуся сюда шуму и топоту.
- Девочки расшалились, - Луиза приподнялась на локте, облитая молочно-белым светом, в котором её лицо и грудь чуть светились.
- Наши дочери стали лучшими подругами, - Родригу с удовольствием смотрел на её сильное красивое тело, только что бывшее в его объятиях.
- Сегодня я впервые почувствовала, что всё изменилось, - женщина, опомнившись, прикрылась одеялом, - Каким мучением для меня были дни, когда Ана Клара приходила в гости к Лусинье!
- До недавнего времени ты не могла оставаться с ней в комнате дольше десяти минут, - подтвердил Родригу, переводя взгляд на луну за окном, - Ссылалась на дела по дому и уходила.
- Видеть её и бояться обнять, чтобы ненароком себя не выдать, бояться сказать ей хоть слово… Потом я заставила себя сдерживаться, общаться с ней, как будто она просто гостья твоей дочери. И неожиданно это сработало: теперь я почти не волнуюсь, мне даже хорошо рядом с ней.
- Я рад за тебя… - осторожно произнёс Родригу, - Но, ты не думаешь, что лучше для всех, и, в первую очередь, для Аны Клары, будет узнать, наконец, правду?
- Родригу… Ты прекрасный человек, я всем тебе обязана, только не нужно начинать снова этот разговор. Давным-давно ты пообещал, что с уважением отнесёшься к любому моему решению. Пусть всё так и остаётся.
- Ана Клара взрослая девушка, она имеет право знать, как поступил её отец и делать собственные выводы. Подумай об этом.
- Родригу, как бы я ни относилась к Алешандри Геррейру, в его руках вся власть в этом городе. Ты, как и много лет назад ищешь пути вывести его на чистую воду, и я тебе не мешаю, хотя боюсь и за тебя и за Лусинью, она мне словно вторая дочь. Делай, что считаешь нужным, но позволь и мне поступать так же. Ана Клара мой ребёнок и я сама решаю, что для неё лучше.
- Пришло время, когда это должна решать Ана Клара, а не её родители, какими бы благими побуждениями они не руководствовались, - не согласился Родригу.
- Но, рассказать, или не рассказать ей, можем мы, и никто больше. Алешандри этого не сделает. Я тоже хочу, чтобы всё шло по-прежнему. Моя дочь богата, перед ней открываются возможности, каких у меня никогда не было, и она относится ко мне с симпатией. А тебе, наверное, - в голосе Луизы послышались агрессивные нотки, - хочется увидеть, как Ана Клара отшатнётся от меня. Лишь бы добиться преимущества в войне с префектом, а каково будет мне – разве это имеет значение, когда заходит речь о политике? Борцы за справедливость, нечистые на руку чиновники, все вы одним миром мазаны, - она безнадёжно махнула рукой.
- Да, почему Ана Клара должна оттолкнуть тебя? – искренне недоумевал Родригу.
- Подумай, ты же такой умный, - невесело улыбнулась Луиза, - В моей семье уже был похожий случай.
- Ты о Селме? Брось, Ана Клара совсем не такая, какой была твоя сводная сестра. Она отнесётся к тебе с пониманием и сочувствием.
- А если нет? Чувствам не прикажешь. И потом, правда всё равно доставит ей страдания, а я не могу этого допустить.
- По-своему, ты права, и всё же, мне тяжело видеть, что такая девушка, как Ана Клара находится под влиянием нашего префекта. Алешандри Геррейру может отравить всё, что в ней есть здорового, естественного.
- Родригу, - Луиза просительно посмотрела на мужчину, - Пожалуйста. Ана Клара умница, она уже понимает, что собой представляет её отец. Дай ей самой разобраться. Не перетягивай любыми способами на свою сторону.
Внизу раздался особенно пронзительный вопль, напоминавший воинственный клич.
- Пускай приходит к нам, как сегодня, - горячо продолжала
Луиза, - лакомится моим пирогом, разговаривает с тобой и Лусиньей, рассказывает что-нибудь забавное. Зачем это разрушать?
Родригу молча обнял её. Он мог бы ответить, напомнить, что его борьба против коррупции и незаконной деятельности властей в Порту-дус-Милагрес продолжается, что итоги её непредсказуемы и для их семьи и для Аны Клары, не говоря уже о том хрупком мире, который так мечтает уберечь от вторжений извне Луиза. Мог, но промолчал. Луиза была замечательной женщиной, хранительницей их домашнего очага, она заботилась о нём и Лусинье, была, в общем-то, неглупа и нравилась ему. И всё же, это была не Дулсе…
***
Завтра… Только бы найти нужные слова. Осталось ведь совсем немного. А были минуты, когда мне казалось, что ничего не выйдет, что получается плоско и банально… Но теперь я верю, что смогу закончить. Больше никакого отчаяния, никакого страха перед экраном компьютера. Если что-то пойдёт не так, вспомнить, как позавчера мне хотелось убежать от него и от этого проклятого письма на край света, и вдруг, мысли облеклись в фразы, обрели выразительность, едва ли не визуальную, став чем-то большим, чем описание персонажа. Так произойдёт и в этот раз. Я уже чувствую вдохновение, более того, страсть, сейчас, сию секунду, мне ничего не стоило бы заняться любовью, но, моё истинное желание было бы обращено к ней. Я словно в огне пылаю, как заснуть?
Вот оно! То, что так долго не давалось, ускользало. Так просто Она – живое воплощение стихии. Порывистая лёгкость движений, блеск глаз, нервозность – всё в этом, обычном, на первый взгляд, сочетании слов. Завтра утром допишу, и ещё до полудня конверт окажется в почтовом ящике. Надеюсь, это не напрасно. Это не может быть впустую. Она поймёт, она ответит, и этот ответ станет началом. Только уверенность в этом даёт мне силы ходить, говорить и улыбаться, как будто ничего не произошло. Альтернатива, возврат к депрессии, которую никто не заметил, точнее, не придал должного значения. Она постепенно убивала меня, пока не нашёлся выход. Как я могу в нём сомневаться? Он, моя последняя соломинка. Но, к чему столько пессимизма? Я верю и на душе у меня так спокойно, как давно уже не было. Кроме того, завтра я снова увижу её… Это счастье, слишком большое, чтобы выносить его в одиночку, порой, болезненное, и, всё-таки, счастье.
***
- Я умираю. Будь ты проклят.
Прикосновение руки этого пса, как ни странно, привело меня в чувство. Разжав пальцы, судорожно цеплявшиеся за его одежду, я опускаюсь на постель, тот рывок отнял у меня остаток сил. Боже, мне нечем дышать. Сколько ещё это продлится?
- Ты хотела избавиться от меня Адма. Не выйдет. Не выйдет никогда. Мы всегда будем вместе.
Что за безумие?
- Я умираю…
Я умираю и уже ни с кем не смогу быть вместе. Ушла даже ненависть к Эриберту, осталась только тоска. Да и за что мне его ненавидеть? Сейчас я понимаю, сегодня он был всего лишь инструментом. Пришло моё время платить по счетам, и, если я не ожидала, что оно наступит так быстро, разве это оправдание? Перед глазами стена нашей спальни – последнее, что мне суждено увидеть.
- Я тоже умру.
Что?! Нет, это не галлюцинация. Эриберту берёт со столика бокал, предназначавшийся ему, и залпом допивает содержимое. Моё лицо в испарине, оттого, что я лежу, подмяв под себя руку, боль усиливается. Высвободив, подношу её к горлу, в тщетной попытке уменьшить удушье, а пальцами другой руки завладевает Эриберту, переплетая их со своими. Не могу сопротивляться ему, да и не хочу, это пожатие хоть немного скрашивает предсмертное одиночество. Пусть держит меня за руку, пусть продолжает говорить, так легче.
- Мы умрём вместе, любимая, вместе, от нашего яда…
Голос прерывается, раздаётся протяжный вздох, и мигом позже я чувствую, что мою живую руку сжимает мертвец. Пытаюсь вырваться, бесполезно, я точно в капкан угодила. Немного выждав, пробую снова… и снова. Теперь, когда он мёртв, я любой ценой хочу освободиться, прежде чем и меня не станет.
«Вы будете мучиться, умирать под воздействием этого яда», «Он будет разъедать ваши внутренности, пока вы не умрёте». Слова, которые я говорила другим, обратились против меня. Зачем я всё ещё стараюсь сохранить достоинство? Тот, кто меня покарал, видит без покровов мой страх, моё малодушие, ему бессмысленно лгать. Но я не собираюсь униженно простираться перед ним, по крайней мере, пока нахожусь на этом свете. По ту сторону я буду бессильна, однако этот момент ещё не наступил. Я, Адма Геррейру, принимаю свой последний бой.
Чьи-то торопливые шаги, я едва обращаю на них внимание, и вдруг прямо передо мной взволнованное лицо Амаполы. Благодарю. Перед тем как послать на вечные муки, ты даруешь мне последнюю милость.
- Амапола… Я умираю… Я выпила яд… Я…
- Ничего не говори, сейчас я приведу врача.
Моя неунывающая сестрёнка! Она и мысли не допускает, что меня уже невозможно спасти. Неимоверным усилием мне удаётся удержать её, рванувшуюся было к двери.
- Нет… нет. Я хочу умереть на руках у Феликса.
Милая, слова даются мне с трудом, но, умоляю, найди Феликса. Если я отойду в его объятиях, это будет смерть, какую я желала. Другого конца просто не могла представить.
- Ради Бога, Адма, ради Бога, не умирай!
Бедная малышка. Она всегда так боялась потерять тех, кого любила. Маму, Отасилиу, детей, меня…
И тут за спиной сестры я увидела ЕЁ. И поняла, что Феликса мне не дождаться.
…Из этого сна я каждый раз выныриваю как утопающий из морской глубины. В одну из таких ночей я не успею подняться к поверхности и больше не проснусь. Уйду по пустынной дороге к воротам, за которыми меня ждут багряные всполохи, а те, кто найдёт тело, скажут: «Её кончина была мирной». Что-то часто он стал меня посещать в последнее время. Неужели, причина в приближающемся возвращении некой персоны? Предупреждение? Предостережение?
***
Шёлковый халат облегал Денизи, как змею облегает кожа. Флавиу, откинувшись на подушку, любовался этой прелестной хищницей. Хорошо быть на равных с опасными женщинами, не попадая в губительную зависимость от них – получаешь и эстетическое и физическое наслаждение, ничем не жертвуя, не превращаясь в их кредитора.
Соблазнительная куртизанка присела на край широкой тахты, накрытой меховым пледом, не торопясь устроиться рядом с ним. Отрадное зрелище для усталых глаз, а Флавиу, несмотря на проведённый в праздности день, чувствовал себя утомлённым. Возможно, и двухчасовое ожидание в будуаре Денизи тому поспособствовало, время уже перевалило за полночь.
- Заставила тебя ждать? – она наклонилась и погладила негустую золотистую поросль на его груди – халат, дожидавшийся Флавиу, когда он пришёл, был запахнут лишь наполовину.
- Боюсь, - Флавиу кивнул на вазу с фруктами, - винограда почти не осталось. Не хотел портить наш маленький пир, но… - в его голосе и взгляде легко читалась ирония.
- Виноград был приготовлен для тебя, я его не люблю.
- В самом деле, как я мог забыть. И, всё равно, нарушить
церемониал, начать трапезу раньше положенного, не дождавшись хозяйку…
- Прислужницу, рабыню, - отозвался вкрадчивый шёпот и «чешуя» скользнула прочь, явив взору ничуть не удивлённого гостя божественное тело в его первозданной обнажённости.
Тем не менее, всё прошло замечательно, как, впрочем, и всегда. «Держись знакомого чёрта», ещё раз мелькнуло в голове Флавиу (изречение, которому он крайне редко следовал) и мужчина отдался во власть сладкой истомы, предвкушая достижение крайнего предела. То, поднимаясь над Денизи, то, вновь оказываясь поверженным навзничь, он ни на секунду не останавливал ритмичных движений, ведших от прелюдии к наслаждению. Когда произошёл взрыв, его партнёрша была сверху, по её телу пробежала дрожь, глаза на мгновение зажмурились. Два тела слились в единое целое – переплетение рук, ног, волос и снова вернули себе независимость одиночек, очутившихся этой ночью в одной постели.
По неписанной традиции оба завернулись в небрежно брошенные на спинку тахты белые полотнища. Денизи, томно изогнувшись, дотянулась до вазы и передала Флавиу персик.
- Попробуй, мой повелитель, - она тихо засмеялась, сверкнув глазами, как настоящая одалиска, в меру покорная, в меру дерзкая.
- Денизи, хватит представлений. Меня зовут не Зейн, хотя я мог бы сойти за светлокожего, блондинистого араба.
- Зейн? Кто это? А-а, не отвечай. Один из персонажей того восточного сериала, которым засматриваются мои дурочки.
- Не только они. Ещё несколько миллионов бразильцев.
- У меня нет на это ни времени, ни интереса, - она даже не спросила, откуда Флавиу в курсе перепитий «мыльной оперы», это её тоже не интересовало.
- Верно. Тебя будоражит авантюрно-эротическая теленовелла, в которой ты сама исполняешь главную роль.
- Вообще-то, это две разные новеллы. В первой я не более чем статистка, одна из многих. Зато во второй сценарист, режиссёр и звезда шоу.
- И какая из них тебе больше по вкусу?
- Непростой вопрос. Втянувшись в то, чем ты занялся намного раньше меня, я открыла, что мне нравится рисковать, к тому же, пригодилось моё умение просчитывать варианты, составлять комбинации - собственно, это и помогло мне так быстро подняться от рядовой сотрудницы…
- Вот как ты это называешь?
- …пусть и высокой квалификации…
- С этим не поспоришь, - Флавиу взял грушу, слегка задев плечо Денизи и отодвинулся, превратившись в зрителя.
- …до бухгалтера, распорядительницы, словом, правой руки хозяйки, а, если быть точной, и левой тоже. Ума не приложу, как она справлялась с заведением до моего появления, не говоря уже об остальном. Конечно, делами тогда ведал Рудолфу Аугусту и неплохо устроился, но, ему пришлось уступить дорогу даме, - Денизи положила голову на ладонь, - Всё контролировать, жить на грани провала и ареста, это по мне. Я знаю, что мой «компьютерный мозг», как выражается Мария ду Сокорру, не подведёт, и я вывернусь, даже если в цепочке окажется слабое звено, - её глаза светились опьяняющей уверенностью в собственной неуязвимости.
- Помню, однажды, когда в ЦНР находился «человек из Рио», или, в тот раз, из Сан-Паулу? – мужчина вопросительно взглянул на Денизи.
- Из Рио, - ни на секунду не задумавшись, ответила она.
- Значит, и я ещё что-то помню. Так вот, в тот самый момент явился Маркус Леал, под каким-то смехотворным предлогом…
- Не напрягайся. Ты не мог слышать наш разговор с того места, где сидел.
- Но я догадался, - с хорошо разыгранным самодовольством заявил Флавиу.
- Наш честный следователь, якобы искал своего знакомого, предположив, что тот мог зайти, поиграть в рулетку, или перекинуться в карты. Господи, есть же типы, у которых всё написано на физиономии.
- Поэтому мне и не составило труда прочитать по ней, что цель визита надуманная. А ещё я заметил, как ты поправила серёжку и Андреа тут же исчезла вместе с клиентом. Ты предусмотрительна, как сам дьявол.
- Знал бы ты, сколько смеялась моя начальница над этой системой знаков, разработанной на случай подобных непредвиденных ситуаций. Называла её детскими играми. Впрочем, - Денизи сладко потянулась, меняя позу, - она так никогда и не узнала о том инциденте и не смогла оценить мою интуицию по достоинству.
Женщина налила в бокал тёмно-красного, густого каберне и протянула его Флавиу, затем наполнила свой.
- За удачу умных людей, - провозгласила она тост.
- Чин-чин, - Флавиу коснулся её бокала.
- А ведь, когда я ехала сюда, семь лет назад, - глаза Денизи заблестели ярче, под действием вина она стала более беспечной и словоохотливой, - думала, что буду кем-то вроде настоятельницы женского монастыря, - сравнение вызвало у неё смешок.
- Ты уже тогда метила так высоко? – Флавиу не стал вдаваться в специфику отношений «матушки» с «монахинями» и «послушницами».
- Будь иначе, не стоило бы и начинать. Я женщина, и рано поняла, что за место в мире всё ещё принадлежащем мужчинам мне придётся побороться. Потому и старалась не опускать планку, не довольствоваться малым – это первый шаг, к тому, чтобы проиграть.
«Не здесь ли кроется причина её сексуальных предпочтений?» - подумал Флавиу, - «Мужчина, естественный враг, конкурент, обладающий преимуществами, данными ему просто исходя из полового признака. Испытывать нежность и доверие к этому наглому самцу невозможно, а потребность в них всё же существует. Чёрт, я в постели с амазонкой! Надеюсь, по крайней мере, голову на плечах мне сохранят».
- Тебе никогда не хотелось немного побыть слабой? – почти участливо спросил он – алкоголь ударил в мозг не одной Денизи, они оба поддались соблазну откровенности.
- Может быть, я и есть слабая, откуда тебе знать? – она хитро на него посмотрела, - Но я заставила себя стать другой и такой останусь, потому что это необходимо.
- Фактически, ты призналась.
- Никто не рождается стальным. Клыки волка, жало скорпиона, приобретаются с возрастом. Помнишь, нашу договорённость, делиться иногда маленькими тайнами?
Флавиу кивнул. Этот странный договор возник в одну из таких ночей и тоже, не без посредничества винного погребка Центра ночных развлечений. Женщины похожие на Денизи, актрисы с тысячью лиц, всегда чувствовали, что рядом с ним могут обойтись без игры. Даже Дебора, и даже тогда, когда он был совсем зелёным губошлёпом.
- Что ж, сегодня я расскажу историю, которая могла бы послужить прологом моей эротической теленовеллы. Не жди чего-то экстраординарного, это, скорее, душещипательная мелодрама о первой невинной влюблённости малютки Денизи Мота.
Флавиу жестом попросил продолжать.
- Моя старшая сестра вышла замуж за нордестино* и уехала с ним, когда я была совсем несмышлёнышем, - приступила к рассказу Денизи, - Родители не приняли зятя, отношения между двумя семьями были натянутые, виделись мы редко. У них с Алегариу родились две девочки, Натинья и Женинья. Сестру я помнила смутно, но, лет с семи, мечтала познакомиться с племянницами. И вот, однажды, мы с отцом и матерью поехали в тот небольшой городок. Мне было девять, дочкам Лауры шесть и четыре. Маленькая Женинья сразу завладела моми сердцем… Что ты на меня так смотришь?
- Ничего, - усмехнулся Флавиу, - Слушаю твою «невинную» исповедь.
- Прибереги иронию. Я говорю о сугубо родственной привязанности, во всяком случае, тогда. В то время она и не могла быть другой. На прогулках я не выпускала её крошечную ручку и восхищалась ей, как живой куклой – Женинья была прехорошенькой. Впоследствии мы стали бывать там примерно раз в два года, однако девочки не забывали меня, я превратилась в добрую фею, дарившую им замечательные подарки, рассказывавшую сотни историй и сказок. Я ведь хорошая рассказчица? – она бросила на мужчину подзадоривающий взгляд.
- До сих пор у меня не было причин в этом усомниться.
- Чем дальше, тем больше я понимала, как люблю их, как хочу владеть всем их вниманием и интересами, быть самым важным и дорогим человеком в жизни моих племянниц. И всё-таки, в большей степени, это относилось к Женинье. Её сестра с самого детства была хитрее, более скрытной, знающей себе цену. Натинью мне хотелось подчинить, а Женинью очаровать, заслужить её преданность. Я выросла, закончила школу, и уже одна отправилась провести несколько недель в доме Лауры. К тому времени у меня имелся небольшой интимный опыт, и я точно знала, чего хочу. Но не сейчас, когда этот пленительный тринадцатилетний подросток станет старше. Боже, я казалась себе искушённой женщиной, отъявленной распутницей, а теперь послушай, каковы были мои фантазии. Я, Денизи Мота, делаю карьеру на «Глобо», соблазняю всех, просто так, из любви к искусству, сплю с Силвией Пфейфер, Кристиан Торлони и всегда рядом со мной Женинья – племянница, подруга, единственное любимое существо в мире. Разве не нелепость?
- Какой она была? – полюбопытствовал Флавиу.
- Не жеманницей, вроде сестры. Настоящий сорванец, с мальчишескими ухватками. Смелая, весёлая, иногда резкая и необыкновенно обаятельная в любом своём проявлении, включая худшие из них.
- Доходило и до такого?
- А ты как думал? Тинейджеры не херувимы. Её соперничество с Натиньей порой заканчивалось драками. Бывала и грубость, и нахальство, и сквернословие и всё это с налётом неотразимости. Наверное, так действительно возможно лишь в ранней юности – точность движений, поворотов головы, как у гениальной актрисы, каждый жест, каждая гримаса, ценность. Ни одной минуты этого потрясающего «фильма» нельзя упустить. Уезжая, я безумно, до слёз, тосковала, потом, в Рио, долго, с трудом, входила в ритм обычной жизни, - Денизи замолчала, казалось, воспоминания и сейчас имели над ней власть.
- А что произошло дальше? – вернул её к реальности Флавиу.
- Наша последняя встреча. Мне 21 год, ей 16. Тот же просторный гостеприимный дом, так же мы спали в комнате втроём, на уложенных на пол матрацах, но, меня не покидало ощущение безвозвратно утраченного, приближающегося финала. Я знала, что если и вернусь, то нескоро, когда изменится слишком многое. И всё же, садясь в поезд на вокзале, глядя на две девичьи фигурки за стеклом, пообещала себе, что мы ещё встретимся. Мечты претворятся в явь. Это не может просто растаять и забыться. Спустя несколько месяцев я очутилась здесь, а три года назад получила фотографии со свадьбы. Тоненькая отчаянная сорви-голова превратилась в матрону, стала портретом своей матери и женой какого-то кретина. Большая любовь прошла.
- Подожди, я так и не понял – между вами что-то было?
- Нет, я ею чересчур дорожила, - женщина улыбнулась, выражение нежности на её лице явно адресовалось не посетителю, - Ждала, строила планы для нас двоих, расписывала будущее, год за годом. Потребовалось время, чтобы поумнеть и избавиться от прекраснодушия. И, возможно, в награду за приобретённую мудрость, судьба дарит мне новый шанс, - глаза Денизи сузились, как у кошки подстерегающей добычу, - Вчера к нам поступила новенькая…
- Я слышал об этом.
- От кого? Наверное, столкнулся с Марией ду Сокорру, когда поднимался ко мне, и она сообщила тебе свежие известия?
Флавиу неторопливо, благодушно наклонил голову.
- Эта девица, Глория, необработанный алмаз, но, не в этом дело, сколько таких прошло через мои руки.
- Мне ли не знать.
- Я будто снова увидела Женинью. Нет, они совсем разные, и, всё-таки, хохочущая девчонка, севшая от смеха на пол, взволновала меня так, как давно уже ничто не волновало. Удивительно, никогда не дала бы ей её восемнадцати лет.
- Осторожно, - предостерёг Флавиу, - Тебя и сейчас охватывает лихорадочное возбуждение. Не увлекись сверх меры, иначе рискуешь получить рану. Девочка знала, куда идёт, она не невинный цветочек.
- По-твоему, я этого не понимаю? Ты невнимательно слушал Флавиу – любовь осталась позади. В настоящем меня ожидает
пряное приключение, которому предстоит стать совершенно
особенной страницей моего дневника. Но, она тоже будет
перевёрнута.
- Засушенные розы, вместо закладок в старой тетради с парчовой обложкой? Ты вампир, Денизи.
Денизи ответила загадочной полуулыбкой.
***
- Нет, нет, Алекс. Я с удовольствием занималась бы нашими играми всю ночь, но, ты же знаешь, мне завтра рано вставать. Точнее, уже сегодня.
- А, может быть, я и хочу, чтобы утром ты проспала и осталась здесь, со мной? – искушающе прошептал Алешандри, - Хотя бы один раз.
Марсела посмотрела ему в глаза с откровенным и отрезвляющим скептицизмом.
- Милый, если я уступлю сейчас, ты не успокоишься, пока не заставишь меня бросить институт. А это не в моих интересах. Доброй ночи.
И она, закрыв глаза, утонула головой в мягкой подушке, волосы длинными крыльями раскинулись по обе стороны лица. Алешандри, смиряясь, коснулся поцелуем бархатистой, розовой, словно у девочки, щеки и сонных век.
- Спи сладко, моя первая ученица.
***
Последние предрассветные часы. Заметавшись во сне, приложила узкую белую руку к горлу Тереза Ранжел. Губы Марины Лафайет бессознательно произнесли имя человека, находящегося совсем рядом и не подозревающего о её присутствии. Что-то невнятное пробормотала Клаудия Фрейташ. Уже третий раз за ночь проснулась от преследующего её кошмара Наталия Безерра и по-старушечьи кряхтя, встала, недобрым глазом взглянув на тьму за окном. Скоро тайны и страхи уползут вслед за сумеречными тенями в свои норы, но они вернутся и продолжат охоту на души, когда те будут особенно беззащитны. «Всему своё время - ухмыляется темнота Наталии, - Не думай, что от меня так легко сбежать». «Я не боюсь тебя. И её не боюсь. Пусть она боится». «Посмотрим - насмешливо шелестят снаружи деревья, - Посмотрим…».
* Прозвище жителей северо-востока страны.
|
