ЧАСТЬ 2_1
«Жаркий огонь полыхает в камине
Тень моя, тень, на холодной стене…»
Булат Окуджава
***
Вот и изменило свой цвет ночное небо. Скоро рассвет. Я проснулась несколько часов назад и поняла, что больше не засну. Сидя у окна смотрю на пустынную улицу, как будто ожидая чьего-то появления. Через полчаса придётся вернуться в постель, появятся первые прохожие, им ни к чему видеть, чем я занята в такую рань.
Конечно же, никого я не жду, просто думаю, вспоминаю, пытаюсь найти решение. Мысли и поднимают меня посреди ночи, теперь это происходит всё чаще, дело из-за которого я поселилась здесь много лет назад, вот, что не даёт мне покоя. Все эти годы я следила за ними, собирала информацию по крупинкам, любыми доступными способами, но осталась там же, откуда начинала, ни на шаг не приблизившись к ответу. Я знаю, когда они выходят утром из дома и возвращаются обратно, где и в какие дни бывают, изучила манеру вести себя, даже мелкие привычки – словом, всё, кроме того единственного, что мне нужно.
Так много времени было потрачено впустую, что вчера вечером я не выдержала и по очереди подкараулила всех троих. Стоя за углом, или в тени дерева, всматривалась в каждую, надеясь, наверное, что в темноте, вдали от посторонних глаз, змея забудет об осторожности и на долю секунды в походке, движении руки, повороте головы, проглянет то, что окончательно развеет мои сомнения. Тогда я ни о чём другом не думала, а сейчас, на трезвую голову, понимаю, что это была глупая и небезопасная выходка – я с трудом контролировала себя, так впивалась в них взглядом, что легко могла возбудить подозрения. Узнать меня невозможно, но гадюке достаточно, малейшего намёка на угрозу, чтобы ужалить. Как бы то ни было, я и на этот раз ничего не добилась. Впредь буду действовать осмотрительнее.
Иногда меня охватывает отчаяние, начинает казаться, что всё бессмысленно, но ненависть возвращает силы. Я не сдамся. Кроме того, в последнее время, что-то подсказывает мне, это терпеливое ожидание скоро вознаградится по заслугам.
ТЫ РАЗРУШИЛА, ИСКОВЕРКАЛА МОЮ ЖИЗНЬ И ЕДВА НЕ УНИЧТОЖИЛА МЕНЯ САМУ. БУДЬ ПРОКЛЯТА. Я НЕ УСПОКОЮСЬ, ПОКА НЕ УВИЖУ ТЕБЯ ИЗДЫХАЮЩЕЙ В МУКАХ, ПОКА СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ НЕ ПОМОГУ ТЕБЕ ОТПРАВИТЬСЯ В АД.
***
Ана Клара открыла глаза и заелозила головой по обнажённой груди Эдсона, устраиваясь поудобнее. Блаженно вытянув руки поверх одеяла, она, не торопясь вставать, бездумно разглядывала освещённую первыми, робкими лучами скудную обстановку хибары, находившуюся в поле её зрения, подолгу задерживаясь на причудливых пятнах сырости, трещинах, отслоившейся краске, травинках пробивающихся сквозь щели в полу, паутинном гамачке, раскинутом вдоль прилепившегося над столом оконца, стопке аккуратно сложенной одежды, брюках, рубашке и куртке небрежно брошенных рядом. Это занятие неожиданно прервал тихий свист. Девушка скосила глаз, встретившись с насмешливым взглядом приятеля.
- Похоже, кто-то перепутал меня с подушкой.
- Я думала… - Ана Клара нахмурилась, - Давно ты проснулся?
- Уже полчаса смотрю на тебя, Спящая Красавица.
- Что за пошлость… – вернувшись глазами к вывернутому наизнанку рукаву куртки, она ненадолго замолчала, сердито барабаня пятками по прохладному полу, потом с вздохом сожаления, откинула одеяло. Состояние разнеженной лени улетучилось, и пытаться его вернуть было бесполезно.
Эдсон поднялся вслед за ней, на ходу натягивая трусы. Они одевались молча, быстро, но без спешки. Это уже не был ритуал, а выработанная годами привычка. Свидание закончилось и, возвращаясь в повседневную реальность, двое отдалялись друг от друга, готовясь двигаться дальше, каждый сам по себе.
Глядя в маленькое зеркальце, Ана Клара несколько раз провела расчёской по волосам, после чего, для более полного обзора, посмотрелась в оконное стекло, состроив недовольную гримасу:
- Кто его, в конце концов, вымоет, ты, или я?
- На днях возьму тряпки, порошок и всё сделаю, - откликнулся Эдсон, укладывая во вместительную спортивную сумку одеяла, посуду и пакет с остатками еды, - Когда ты начинаешь работать?
- Я только приехала. Пока буду время от времени появляться на фабрике, постепенно входить в курс дел, а дальше, посмотрим. – Закинув за спину миниатюрный рюкзачок, девушка подошла к нему, - В префектуре меня теперь тоже будут видеть чаще.
Они обменялись коротким поцелуем.
- Да, а что насчёт твоей просьбы? – вопрос был задан как бы невзначай.
- Мне некогда. Поговорим в другой раз.
Неторопливый голос задержал её уже на пороге:
- Имей в виду, если речь идёт об интригах против твоего отца, я в этом не участвую.
Ана Клара лишь на мгновение приостановилась, не оборачиваясь. Сопровождаемый лёгким шорохом зарослей, в открытую дверь донёсся ответ:
- Удивишься, но это может стать первым шагом к примирению, которого ты так желаешь.
Эдсон вскинул голову, сощурился и, снова наклонившись к сумке, рывком застегнул молнию.
***
Стоящая в центре огромной гостиной женщина, оправила на плечах платок, украшенный национальным орнаментом, чья жёлто-коричневая расцветка идеально гармонировала с бледно-лимонным шёлком блузки и шоколадного оттенка бриджами. Зелёная с бежевым заколка, скреплявшая длинные чёрные волосы на затылке, довершала иллюзию простоты этого почти деревенского наряда, как нельзя лучше подходящего для мероприятия под открытым небом.
Жизел Оливейра, ставшая после смерти Деборы Алмейда де Паэс председателем благотворительного комитета Порту-дус-Милагрес, чувствовала себя свежей и бодрой, не смотря на то, что ей не удалось толком отдохнуть прошедшей ночью. Переговоры, связанные с гостиничным бизнесом, задержали её в Сан-Паулу дольше, чем планировалось, а когда всё было улажено, уже в аэропорту выяснилось, что рейс до Салвадора отложен на полтора часа. Перенервничав, с трудом удержавшись от нового звонка домой, женщина (чего и следовало ожидать), по возвращении обнаружила свою семью давно и крепко спящей. Сама она прилегла всего на пару часов, но проснулась без будильника, точно вовремя, и полностью восстановив силы.
Теперь Жизел абсолютно готовая, ждала мать и детей, которые должны были сопровождать её. Позавтракала она в одиночестве, остальные домочадцы обожали поваляться в постели, предпочитая утром принимать пищу у себя в спальне. Матери Жизел ничего диктовать не могла, но Мигелу и Патрисии подобное сибаритство позволялось только по выходным. Сверху не доносилось ни звука, однако, женщину это не беспокоило – они знают какой сегодня день, а значит, не заставят себя ждать и появятся, с минуты на минуту.
Она ещё раз прокрутила в мозгу все детали. Сооружение павильонов закончено, вещи для продажи собраны и отсортированы, установлены аттракционы, с призами для тира и лотереи также не возникло проблем, угощение и напитки, как обычно, предоставили владельцы самых популярных заведений города – Клаудия Фрейташ и Адербал дус Сантуш, приглашённая гостья – Летисия Сабателла, игравшая одну из главных ролей в имевшей огромный успех у зрителей теленовелле «Клон» – накануне подтвердила свой приезд. Сейчас там уже должен быть Эдмунду – старший сын Габриэлы, он отвечает за последние приготовления. Женщина удовлетворённо кивнула собственным мыслям – всё должно пройти без сучка, без задоринки. Пусть Жудит Перейра хлопочет и изводится от волнения, она в успехе не сомневалась.
Внутреннее зрение уступило место нормальному и Жизел вдруг обнаружила, что уже несколько минут не отводит взгляда от лестницы ведущей на второй этаж. На этом же месте она стояла тогда, в вечернем платье, с бокалом в руке, глядя, на спускающуюся Марину Лафайет. Должно быть, та отстала от гостей, которым мать Жизел, Адриана, демонстрировала своё последнее приобретение для домашней галереи. Марина подошла, женщины обменялись ничего не значащими репликами, а через минуту…
Что-то прохладное, шершавое ткнулось ей в щиколотку, испуганно вздрогнув, Жизел обернулась.
- Гаф-ф, – сказал Гарринча.
Белый сеттер с большими чёрными пятнами, похожими на бесформенные кляксы, преданно смотрел на хозяйку красивыми карими глазами, ожидая ласки. Он не прыгал вокруг неё, не проявлял настойчивость, только деликатно поскрёб лапой по ковру, давая понять, что будет рад, если с ним немного поиграют.
Парадная дверь распахнулась. Постепенно смолкли разговоры, сначала замолчали те, кто стоял лицом к входу, потом на отсутствие звука обернулись остальные, и в считанные секунды на гостиную обрушилась звенящая тишина. Все глаза были прикованы к застывшей на пороге собаке, которая, дрожа мелкой дрожью, переводила полный отчаяния взгляд с одной замершей в неестественной позе фигуры на другую, отыскивая кого-то в толпе. Внезапно сорвавшись с места, сеттер, лавируя между гостями, молниеносно очутился рядом с Жизел. Головы присутствующих, как по команде повернулись к ней. Женщина продолжавшая стоять, вполоборота, с как будто приросшим к поднятой руке бокалом, напряжённо ждала, когда разрешится эта жуткая пауза. Задрав морду, пёс испустил протяжный тоскливый вой, ледышкой с острыми краями резанувший всех по и без того натянутым нервам, круто развернулся и выбежал прочь.
- Гарринча, назад! Что это с ним? – разбил, вновь было повисшую тишину взволнованный голос её сына, - Мама, где отец? Надо сказать ему…
Гостиную наполнило приглушённое гудение, собравшиеся только сейчас вспомнили, что уже давно не видели хозяина дома, и вполголоса высказывали друг другу своё недоумение. Жизел машинально отметила обеспокоенное лицо Мигела, сдержанно-озабоченное матери, недоумевающую улыбку Патрисии, но это и многое другое всплыло в памяти потом, тогда она видела только стоявших у большого, украшенного изразцами камина Максимилиану и Лавинию Галвау. Макс внимательно слушал жену, держа руку на её талии (белый, с чёрными отворотами приталенный пиджак Лавинии, Жизел и сегодня, спустя полгода, могла бы описать в малейших деталях) и оба смотрели прямо на неё, впрочем, как все, кто находился в комнате. Она ощутила лёгкое колебание воздуха за плечом, дуновением коснувшееся обнажённой шеи – Марина, в общей суматохе не проронившая ни слова, сделала шаг в сторону. Лишь позднее Жизел пришло в голову, что она так и не увидела выражение её лица в тот момент, не узнала, как сеньора Лафайет отреагировала на происшествие.
- Нужно пойти, выяснить, в чём дело, - откуда-то издалека донёсся до неё голос нагловатого красавчика, помощника префекта (кстати, родственника Жудит по мужу).
Скульптурные группы, которым следовало бы дать аллегорические наименования «Паника», «Тревога», «Праздное любопытство», распались, словно по мановению руки невидимого фокусника. Мужчины поспешно вышли в сад вслед за Эдсоном, дамы также потянулись к выходу. Мелькнуло в дверях серо-стальное с открытыми плечами и спиной платье Марины, прошла мимо Адриана, придерживая за талию едва не бегущую внучку. Поймав выразительный взгляд матери, Жизел усилием воли стряхнула с себя оцепенение и, поставив бокал на удачно подвернувшийся столик, направилась за остальными, на ходу разминая пальцами правой руки, затёкшую кисть левой.
Гарринча, устав ждать, с весёлым нетерпением помотал головой и снова потёрся носом о ногу хозяйки, демонстрируя дружелюбие и готовность не обижаться на такое странное поведение.
Следователь не мог понять, как собака оказалась на карнизе. С изматывающей настойчивостью задавал он этот вопрос всем членам семьи, но так и не добился объяснения, которое удовлетворило бы его.
Уши сеттера поникли. Любимый хозяин сначала вёл себя совершенно непонятно, потом куда-то исчез и не возвращается. Хозяйка смотрит как на пустое место. Он воспитанный пёс и давно понял, что людей нельзя мерить по собачьей мерке – у них бывают свои, необъяснимые с разумной точки зрения (то есть чисто человеческие) причуды, но всему должен быть предел. «Однако, - смиряясь с судьбой, подумал Гарринча, - сегодня он, похоже, не наступит».
- Harry, my boy, go to mammy.
Чёрно-белый ураган, радостно визжа, как какой-нибудь щенок, едва научившийся твёрдо стоять на лапах, кинулся к пожилой даме, появления которой в комнате ни он, ни Жизел не заметили. Покачнувшаяся было вселенная, вновь обрела равновесие.
***
Эдсон, переодевшись в майку и старые джинсы, не спеша, растягивая удовольствие, завтракал сидя у себя дома, на маленькой опрятной кухоньке. На плите пыхтел закипающий чайник. Этот домик он купил в восемнадцать лет, уже через два года, после того как начал работать на префекта сумев скопить достаточную сумму. Ни Айде, ни её постоянному другу, начальнику полиции Раулу Вилеле его присутствие не мешало, во всяком случае, они ни разу не дали ему этого понять, к тому же, Эдсон приходил домой только ночевать (если не оставался до утра в Центре ночных развлечений), а днём забегал лишь за тем, чтобы перекусить на ходу. Но, несмотря на это, парень решил, что хватит уже обременять их хотя бы и таким неназойливым «квартирантством». Айде сама никогда ничего ему не скажет и не предложит отправляться на все четыре стороны, значит, он должен сделать первый шаг: дать ей возможность жить собственной жизнью и начать, наконец, свою, не завися от других, пусть и по мелочам. Мать, как он и ожидал, согласилась с его выбором без оханья и причитаний, они с Эдсоном всегда понимали друг друга. Раул предложил, если понадобится, помочь, впрочем, как человек близкий к префекту, сознавая, что мальчишка, которого он привык считать почти что сыном, в его помощи точно не нуждается: чтобы поддержать парня найдётся другая – более сильная рука. Вот так Эдсон Перейра и стал гостем в доме, где вырос. Он нисколько об этом не жалел, наоборот, наслаждался полной, неограниченной свободой, обходясь даже без приходящей прислуги, сам содержа в порядке своё жильё и готовя себе еду. Так же, как это делал когда-то его отец.
Молодой мужчина с аппетитом откусил кусок тоста с ломтиком поджаренной ветчины. В такие минуты, наедине с сами собой, он часто вспоминал отца, человека которого никогда не знал, такого же одиночку. Точнее сказать, это были воспоминания о том, как история Эриберту Перейры постепенно вошла в его жизнь.
Несколько ребят, сгрудившись у костра на морском берегу, занимались тем, что лучше всего делать на ночь глядя – рассказывали «страшилки». Сейчас была очередь круглого как шар смуглёныша.
- Спорим, это опять будет история о… - шепнул один из мальчишек приятелям. Паренёк, явно верховодивший среди остальных, шикнул на него, и все примолкли, ожидая начала.
- Я вам расскажу, - важно, смакуя каждое слово, довольный тем, что завладел вниманием аудитории, заговорил карапуз, - о Чёрной Мамбе.
Опять послышалось недовольное ворчание, теперь уже нескольких слушателей, тут же прерванное негромким окриком вожака. Сегодня с ними в первый раз был новенький, он ещё не слышал байку придурошного Толстяка Мемо, так что пусть его, болтает.
- О ком? – робко подал голос тот самый новичок, Зекинья.
- Вот болван, - Мемо был всего лишь «шестёркой» и то, что нашёлся кто-то рангом ниже, доставляло ему ни с чем не сравнимое чувство превосходства, - о нашей бывшей префектше, вот о ком.
Зекинья смутился, покраснев как помидор, что было заметно даже при свете костра, но отважно попытался уточнить:
- Это ты про жену префекта, который утонул вместе с сыном?
- Нет, придурок. До него был другой префект – доктор Феликс, отец доктора Алешандри. Конечно, откуда тебе об этом знать, - добавил он со снисходительным презрением, - ты тут без году неделя.
- И его жену звали… как её… Чёрная Самба? – никак не унимался храбрый почемучка.
- Доста-ал, - Мемо раздул щёки и выпустил воздух через нос, - Парни, этот шкет (Зекинья был на полголовы выше) меня заездил. Объясняю последний раз, - тонкий резкий голосок зазвучал громче, в нём слышалось раздражение, - эту бабу звали дона Адма Геррейру. А Чёрная Мамба – кликуха, так её прозвали за то, что она была злющая и ядовитая как змея. И захлопни уже пасть. Не нравится слушать, вали, никто не держит.
Зекинья разумно решил промолчать и толстенький коротышка, удостоверившись, что больше его не перебьют, угостил избранное сборище украшенным жутковатыми подробностями повествованием. Со слов сеньора Мемо выходило, что Чёрная Мамба (более известная, как покойная супруга зверски убитого губернатора штата Баия Феликса Геррейру) вместе с одним мужиком, который работал на префекта, и с которым она завела шашни тайком от мужа, переубивала в Порту-дус-Милагрес кучу народа. Каждое утро – торжественно сообщил рассказчик – на городской площади, находили новую жертву: кого с отрубленной головой, кого с вырванной печёнкой, всегда по-разному. Зачем они это делали? А, пёс его знает. Префектша была ведьмой, у них шарики в другую сторону крутятся.
- И вот, однажды ночью, - замогильным голосом продолжал Мемо, - за ними приехал наряд полиции, аж из Салвадора. Префекта, как раз не было в городе, он поехал избираться в губернаторы. Мамба и её хахаль забаррикадировались в «Мавританском замке». Тогда по рации вызвали подкрепление – целое подразделение солдат. Тот мужик принёс из оружейной комнаты доктора Феликса все винтовки, ружья и пистолеты и отстреливался, пока не кончились патроны, а ведьма поднялась на крышу, стояла там совсем голая и ругалась такими словами, каких отродясь не слыхали шлюхи из борделя доны Белы. Солдаты и полицейские стреляли по ней, но пули отскакивали и убивали их наповал. Когда в живых осталось всего двадцать человек, стрельба вдруг прекратилась. Мамба зыркнула в последний раз своими зенками и убралась в дом. После того, как через несколько часов удалось взломать дверь их нашли в спальне, прямо на кровати, уже остывших. Они выпили отраву и трахались до тех пор, пока не отправились в Ад. И, - последовала искусно выдержанная драматическая пауза, - его член так и остался внутри неё.
Зекинья икнул.
- Так всё и было, - подтвердил толстячок, - Дону Адму и этого мужика закопали голых в яме за городом, как собак. Ясное дело, они могли спастись, если бы захотели, да видно пришло им время возвращаться в пекло.
Мемо замолчал. Воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь шорохом волн набегающих на песок. Не только ошалелый от услышанного «новобранец», все были, как будто загипнотизированы юным лицедеем, в который раз заставившим их испуганно и зачарованно ловить каждое слово давно знакомого рассказа. Духи красотки-ведьмы и покорённого её чарами кабальеро, казалось, находились сейчас здесь, за чертой обступившей костёр мерцающей темноты.
- На сегодня хватит. Расходимся, - подал команду главный,
разрушив хрупкое волшебство, - Эд, погасишь огонь.
Мальчишки (их было человек 8) скрылись за стеной лунного света, негромко переговариваясь на ходу, чтобы, дойдя до Порту-дус-Милагрес разбрестись в разные стороны. Слишком высокий для своих одиннадцати лет паренёк, засыпав кострище, двинулся в том же направлении.
Тоненький, ловкий и гибкий как кошка, он бесшумно пересекал ночные улицы, сливаясь со стенами, мгновенно промелькивая пространства между домами, почти невидимый, тень в царстве теней. На углу, уже на выходе из старого города, мальчишка резко, но так же беззвучно замер и прислушался. Невозможно было ошибиться в том, кому принадлежит донёсшийся с соседней улочки пронзительный голос и, хотя он не отличался чрезмерным любопытством, считая, что всё, о чём ему нужно знать, узнает в своё время, похоже, сейчас был именно такой момент.
- …тоже разинул варежку.
- А представляешь, если бы он догадался? – гоготнул второй.
Осторожно выглянув за угол, паренёк, шагах в двадцати, различил две фигуры тёмными пятнами выделявшиеся на фоне старой берёзы, у которой они ненадолго приостановились. Разглядеть их подробнее мешали широко раскинутые ветви соседнего дерева, но этого и не требовалось. Толстяк Мемо (кому ещё быть?) и его сосед, а также единственный на целой планете дружок, Зе Карлау.
- Ну, так что, чувак? – чернявый Зе, которого собственные кретинские шуточки приводили в восторг, заговорщицки толкнул приятеля плечом, - Когда ты расскажешь Длинному Эду, что тип вставлявший Чёрной Мамбе его папаня? – выдав эту зверски остроумную по его нескромному мнению мысль, он зашёлся теперь уже настоящим ржанием, напоминавшим рёв молодого осла.
- Когда жить надоест, уяснил? Не он сам, так Нанду живо укоротит мне язык, и тебе за компанию, - хихикнул Мемо, по-видимому, ни мало не обеспокоенный подобной зловещей перспективой, - Кого ты думаешь, он будет защищать, нас или эту дубину, своего любимчика? Не, парень, мы для них как вши – керосин изводить лень, а раздавят ненароком, не жалко.
И оба вразвалочку зашагали вниз по улице, перебирая на все лады других членов команды. Вскоре они исчезли за ближайшим поворотом, а Эдсон Перейра остался стоять, призадумавшись над тем, что только что услышал.
Первый вопрос об отце мальчик задал в четыре года и короткий рассказ о высоком сильном мужчине по имени Эриберту, умершем ещё до того, как он появился на свет, вполне удовлетворил его интерес. Ещё через три года, один из «врагов» обозвал Эдсона «сыном проститутки», что потребовало дополнительной информации. Айде не стала ничего скрывать, и говорила с ним как с взрослым – прямо и откровенно. Так Эдсон узнал, что отец был её клиентом, но рассудил, что если Айде, воспользовавшись случаем, подцепила богатого человека, который вытащил её из грязи и женился, то в этом нет ничего плохого. Мать поступила умно и, наверное, он ей нравился, раз она не выбрала кого-то другого. В общем, обычная история. Недруга Эдсон на следующий же день как следует отлупил, навсегда отбив охоту так говорить о его семье.
И вот теперь выясняется, что не было никакой свадьбы и вообще, чёрт ногу сломит, что же там было на самом деле.
Вернувшись домой Эдсон с порога пересказал Айде о чём болтают на улице и спросил стоит ли этому верить. Он не дурачок, сам понимает, что россказни об отскакивающих пулях и ведьме из «мавританского замка» сплошное дерьмо (мать легонько хлопнула его по губам), но как насчёт всего остального?
Айде отправила сына мыться и переодеваться, а потом, за ужином всё ему объяснила, так же как в прошлый раз, не пытаясь смягчить неприглядную правду. Эриберту действительно любил жену префекта, - сказала она, - а с ней только спал. Уже после его смерти она поняла, что беременна и доказав отцовство с помощью теста ДНК предъявила права на наследство.
- Их с доной Адмой нашли мёртвыми в её спальне, тут твой Мемо не соврал. Но они были одеты и просто лежали рядом, рука об руку. Тогда и заговорили о том, что между ними что-то было, но я так не думаю, она сходила с ума от любви к своему мужу, доктору Феликсу, а на твоего отца и не смотрела, хотя ему очень бы этого хотелось. Адма Геррейру была преступницей, это тоже правда, только она, конечно же, не убивала по несколько человек каждой ночью и не умела летать в воздухе, как присочинили со временем. Её и Эриберту должны были арестовать и в городе до сих пор считают, что они покончили с собой, чтобы не сдаваться полиции. Но, - задумчиво, как будто про себя, добавила мать, - меня бы не удивило, если бы он сам отравил её. Эриберту был отчаянным человеком, от него можно было ждать чего угодно. Ну а сейчас сеньор, выпей немного наливки – сегодня это тебе не помешает, и иди ложиться.
Эдсон, хоть и не слишком взволнованный, не стал отказываться от редкого угощения. Это как бы подчёркивало, что он уже взрослый мужчина, что они не просто мать и сын, а друзья, которые обо всём разговаривают на равных. Позже, лёжа в постели, он попытался представить себе, как же всё это было, как выглядела префектша (неужели красивее, чем Айде?) и вдруг вспомнил черноволосую, бледную девочку в джинсах, с которой они несколько месяцев назад заключили договор о тайной дружбе. Она ведь внучка той ведьмы и сама настоящий чертёнок – может не такое уж это и враньё? – мальчишка улыбнулся и, засыпая, успел подумать: странно, что они вот так познакомились…
Эдсон не заметил, как мысленно переместился из прошлого в настоящее, к Ане Кларе и их разговору накануне. У него была хорошая память, он знал, когда не следует задавать прямые вопросы, и не всегда желал получить немедленные ответы на них – всему своё время, можно и подождать. И сегодня оно снова пришло – его время. А с ним вернулось ещё одно воспоминание, без слов расставившее всё по местам.
- Я сегодня приехала домой… - лихорадочно и сбивчиво заговорила девочка, видя, что без объяснений от неё не отстанут, - А он… С ним была другая женщина. Оказывается он специально… он отослал меня в школу, чтобы избавиться…Он забыл маму и я… я ему тоже больше не нужна… Я его лю… любила и даже простила, когда он сделал совершенно ужасную вещь… а теперь… мне на него… наплевать.
Он не спросил тогда, что же за «ужасную вещь» сделал её отец, так было нужно, так было… правильно. Она знала, что он не пропустил это мимо ушей, и была благодарна ему за молчание. Много лет Эдсон не забывал эту фразу, иногда лениво фантазируя, что же там могло произойти? – потом почти перестал вспоминать о ней, как вдруг, в один момент, ключ подошёл к скважине и замок легко открылся. Так случалось всегда – раньше или позже, от него требовалось одно, не торопить естественный ход вещей.
Глоток тёмно-золотого от крепкой заварки, сладкого чая приятно обжёг горло. Эдсон улыбнулся своим мыслям, представив завтрак в доме будущего тестя. Он давно пришёл к выводу, что унаследовал от отца отсутствие страсти к разнообразию и, поскольку уже перепробовал все блюда в местном ресторане, почему бы, не перейти на домашнюю кухню? От такой женщины как Ана Клара ему, пожалуй, и не захочется сбегать в поисках чего-то новенького, во всяком случае, в первые годы после женитьбы. Разумеется, он выполнит её просьбу, а заодно узнает правду о том давнем происшествии. И Алешандре поймёт, что на него можно положиться – ещё один кирпичик в фундамент отношений с семейством Геррейру. Отец и дочь, два самых близких ему человека после Айде и пропуск в его, Эдсона Перейры, счастливое будущее.
***
Дама, с необычайной для своих лет лёгкостью, опустившись на корточки, ласково потеребила за ушами подскакивавшего от нетерпения Гарринчу, и шутливо нажала на чёрный кожаный нос. Обалдевший от счастья, что его видят, пёс облизал руки смеющейся доны Адрианы, но, прекрасно зная разницу между домашней, предназначенной для обычного выхода на улицу, и парадной одеждой, даже кончиком лапы не позволил себе коснуться её дорогого костюма из чёрного кашемира. Адриана Васконселус, овдовев 39 лет назад, до сих пор соблюдала траур, варьируя в самых нарядных своих платьях разные оттенки чёрного, лишь по наиболее торжественным случаям меняя его на жемчужно-серый.
- Доброе утро мама, - вмешался в игру сдержанный голос Жизел, - Мы выходим через десять минут. Где Мигел и Патрисия?
Адриана не меняя позы, подняла голову. Её длинные пальцы, чей возраст выдавала только слегка увядшая кожа, покрытая сеточкой мелких морщин, продолжали порхать перед мордой Гарринчи, нежно покусывавшего их.
- Мой внук спит, а Пэт сейчас спустится, когда я проходила мимо её комнаты она заканчивала одеваться.
- Спит? Но как же… Он что, забыл? – другой Жизел, наблюдавшей за ней со стороны и чуть сверху, было любопытно, перестанет ли когда-нибудь эта уверенная в себе, жёсткая и непреклонная в вопросах бизнеса женщина, чувствовать себя наедине с матерью, как провинившаяся школьница, перед строгой директрисой. Встала, будто аршин проглотила и лепечет какую-то околесицу. В такие минуты её второе «я» ощущало необыкновенную свободу, поскольку тесная связь существовала между ним и взрослой Жизел, а Жизел-девочку, которую так хорошо знала Адриана, оно не знало совсем.
- Мальчик поздно вернулся, и я решила не будить его. Хватит того, что с понедельника он начинает работать в «Парадизе», в качестве почётного эскорта можно обойтись и мной.
- Я звонила ему, - Жизел нервно крутила пальцы, злясь на себя за то, что не может прекратить эти бессмысленные выяснения, - Он не предупредил, что задержится допоздна.
Адриана улыбнулась с лёгкой иронией, преувеличенная серьёзность дочери, пытающейся построить семью в шеренгу, как игрушечных солдатиков всегда её развлекала.
- Майк, - бабушка упорно называла внуков на английский манер, что раздражало мужа Жизел, человека традиционных взглядов; но в современной Бразилии такие англицизмы не были чем-то из ряда вон выдающимся, а многие их знакомые находили очаровательными причуды старой дамы и после смерти Эдуарду сеньора Оливейра почти перестала выговаривать матери по этому поводу, хотя подобное обращение к её детям и ей самой резало слух, - достаточно взрослый, чтобы отчитываться в каждом шаге, тебе так не кажется? Ты не можешь пришпилить детей к своей юбке, Жизел, как бы того ни хотела. Разве не для этого тебе нужно его присутствие на базаре? И должность в отеле ты дала мальчику только для того, чтобы занять его делом? Можешь, не лукавя, сказать, что это правда?
- Мои дети недавно потеряли отца, - отгораживаясь ледяным тоном от тёплой, добродушной насмешки в голосе матери, от её цепкого, проницательного взгляда, проникавшего за тщательно выстроенную ею стену, произнесла Жизел, - Нет ничего удивительного в том, что я хочу их защитить.
- Они нуждаются в любви, а не в ограде, - словно прочитав её мысли, парировала Адриана, она больше не улыбалась, - Нельзя постоянно быть рядом, предупреждая малейшую опасность. – Женщина так же легко встала и, посмотрев прямо в глаза дочери, твёрдо договорила, - Не оказалась же ты в тот день возле Эдуарду.
Жизел хотелось отвести взгляд в сторону, но она этого не сделала, просто замерла, как тогда, подчиняясь инерции течения, на самом деле застывшего. Всё, как в тот раз, ни движения, ни звуков, ни запахов, только цвета, непривычно яркие, резкий контраст между чёрным и белым и опять ничего вокруг, кроме фигуры и лица матери, прямо перед глазами, и она снова ждёт, когда что-то извне разорвёт эту прозрачную оболочку и станет возможно продолжать жить.
Со стороны могло показаться, что младшая из двух женщин готовится к резкой отповеди, однако, ни упрямые складки у губ дочери, ни немного вызывающее выражение её лица, не ввели Адриану в заблуждение. Впрочем, заметить состояние Жизел, лишний раз, подтвердив свои умозаключения, могла только она, самый близкий ей человек, а то, что видят, о чём догадываются, и что знают наверняка близкие люди, в счёт не идёт.
- Мама, Эйд, Гарри, вот и я! – звукоизолирующая плёнка беззвучно лопнула, как будто из ушей вынули восковые затычки и слетевшая кубарем вниз, запыхавшаяся Патрисия удостоилась неодобрительного взгляда матери. – Неужели я опоздала? – девушка невинно улыбнулась, опустив длинные ресницы. Весело тявкнул Гарринча, приветствуя Любимую Молодую Хозяйку.
- Ещё нет, - безмятежно откликнулась Адриана, - но через пять минут мы бы начали нервничать. Вслед за Жизел она придирчиво оглядела внучку: белая в полоску рубашка навыпуск, расклешённые чёрные брюки, гладкая причёска, лёгкий макияж, подчёркивающий естественную свежесть юной озорной мордашки – и крепко чмокнула девушку в щёку:
- Красавица! Ну, пойдём, милая, не будем задерживать маму.
Патрисия и Адриана вместе вышли из дома: первая, как обычно, почти бегом, вторая, широким шагом, чтобы не отстать от своей любимицы, не теряя при этом достоинства. Жизел на миг задержалась, наблюдая за ними через открытую дверь. Её мать обожала внуков, легко находила общий язык с детьми и животными. О, теперь она и с ней готова поделиться нерастраченной в своё время любовью, теплом окутывающим её подобно ауре, распространяемым, кажется, на всех и вся, мягкими, ласковыми, но не расслабляющими волнами. Женщина беззлобно, скептически усмехнулась: спасибо, дона Адриана, я в этом больше не нуждаюсь.
Оставшись в пустой гостиной, сеттер лениво вытянулся в полосе солнечного света и положил голову на передние лапы. Сейчас, когда Хозяйка, Старая Хозяйка и Молодая Хозяйка ушли, и никто не мог его видеть, в глазах Гарринчи появилась тоска, которую он научился сдерживать при посторонних. Пёс скучал по хозяину, ему очень хотелось побыстрее снова оказаться рядом с ним.
***
В комнату на втором этаже, в которой он жил ещё подростком долетали снизу – из гостиной, из кухни – знакомые домашние шумы и звуки, и Жак Раймунду, лёжа на боку с закрытыми глазами, вслушивался в них. Голос матери, отдающей распоряжения Виолете, звяканье приборов, неторопливые, солидные шаги отчима. Орланду не слышно, наверное, отсыпается после вчерашнего. Надо как-нибудь выбрать время и, когда мамы не будет поблизости, чтобы вмешаться, серьёзно поговорить с братцем.
Мужчина повернулся на спину, подложив руку под голову. Эту ночь он провёл не там, где собирался, не хотел ещё больше расстраивать мать и обострять конфликт, который нужно скорее разрешить. Сегодня он познакомится с Малу, они несколько раз встретятся, однако быстро поймут, что – какая жалость! – совершенно друг другу не подходят, после чего всё вернётся на круги своя. Дона Жудит попереживает и временно отступит: уже много лет она почти не выезжает за пределы Порту-дус-Милагрес, а здесь не так легко найти новую претендентку на его руку.
Пожалуй, Жак был даже доволен, что остался ночевать дома, он словно опять вернулся в отрочество, и впервые за годы эти воспоминания не растравляли старую рану. Он надеялся, что так и будет, но не решался проверить, страх вновь ощутить боль, оказывался сильнее. Теперь мужчина был уверен, она ушла из его жизни навсегда, вслед за Биа. Он с трудом пережил их разрыв, затем более или менее успешно загонял память об этом и предшествовавших ему днях глубоко внутрь, при помощи упорной работы и достижения всё новых высот карьеры, но вновь почувствовал себя нормальным человеком, способным чему-то радоваться, получать удовольствие от самых, казалось бы, обычных вещей и ощущений, только встретив, чуть больше года назад, женщину с мальчишеской стрижкой и по-детски круглыми светлыми глазами. Они разговорились случайно (новая знакомая оказалась подругой недавно скончавшегося Руфину, которого Жак знал с детства), потом, когда он упомянул о занимаемой им должности, женщина, возбуждённо жестикулируя начала обсуждать проводимый сейчас проект о выделении дополнительных средств для муниципальных учреждений начального образования. Эта тема так увлекла обоих, что они не заметили, как дошли до её дома, так же незаметно, без церемоний и приглашений, вошли, и всё, что произошло между ними в тот день, случилось столь же просто и естественно. Кармен стала его лекарством, со временем превратившись в нечто вроде лёгкого наркотика. Такая приятная зависимость не беспокоила Жака, единственное, что немного раздражало его – растущая требовательность любовницы, пытающейся (пока ещё в рамках допустимого) заявить на него права. В будущем, когда он всё же решит обзавестись семьёй, этот инстинкт собственницы может стать проблемой для их отношений, а прерывать их ему бы не хотелось…
Открыв, наконец, глаза, мужчина быстро поднялся и направился в ванную комнату, как обычно начать утро с контрастного душа. Мельком, но не без удовольствия бросил взгляд в зеркало на обнажённый торс и красивое несколько грубоватой красотой лицо с полными чувственными губами, увенчанное шапкой густых волос. Как там вопил изнеженный молокосос Ди Каприо в «Титанике» (фильм он посмотрел на DVD в своей салвадорской квартире, в кинотеатрах владевшая им тогда депрессия, превращалась из застарелой занозы в раскалённый гвоздь): «Я властелин мира!»? Тридцать один год. Пора расцвета – время взять от жизни всё, что она может предложить. Плоды созрели, можно собирать урожай. Возможно, стоит убить двух зайцев одним выстрелом, и с помощью «протокольного» свидания преподать Кармен, которая наверняка придёт на благотворительную распродажу, небольшой урок?
***
Похожая на маленькую юркую птичку (синицу или воробушка) стриженная под мальчика женщина, выглядевшая совсем молоденькой в комбинезончике и рубашке с короткими рукавчиками, оглянулась и, секунду поколебавшись, окликнула только что прошедшую мимо шатенку в дорогом алом с чёрным спортивном костюме.
- Извините, могу я вас спросить?
Та остановилась и, обернувшись, вопросительно приподняла брови.
- Вы, наверное, приехали в Порту-дус-Милагрес по делам?
Шатенка ответила неопределённой улыбкой, после чего, в свою очередь, осведомилась:
- Это ведь не просто праздное любопытство, я права?
- Видите ли, - дружелюбной скороговоркой зачастила воробушек, слегка смутившись при мысли, что допустила бестактность, - я всех знаю в старом городе, а вас никогда раньше здесь не видела. У нас таких называют залётными пташками. Я подумала, что вы заблудились и хотела помочь… Ох, - она сконфуженно улыбнулась, - кажется, я сморозила глупость.
- Не страшно, - отмахнулась её визави, подойдя ближе, - Я когда-то, очень давно, жила здесь. То есть, не здесь конкретно, - обвела она широким жестом улицу, - но мне знакомо то о чём вы говорите. – И задумчиво добавила, - Тогда этот район назывался Нижними улицами.
- С тех пор в Порту-дус-Милагрес изменилось многое. Жаль только, что не все начинания префекта Гумерсинду Геррейру, новая администрация довела до конца. Ну вот, опять, - сама себя перебила первая женщина, - Это мой конёк, как сяду на него, могу болтать часами, но вам, какой интерес слушать? – Приглядевшись, она, вдруг, по-девчоночьи фыркнула, - Что со мной сегодня? Чуть не начала объяснять дорогу к деловому центру, человеку совершающему спортивную пробежку!
- Нет, нет, - с лица шатенки исчезло отсутствующее выражение, оно сразу преобразилось, став приветливым и располагающим, и собеседница с удивлением поняла, что та лет на десять моложе её. – Меня способен обратить в бегство разве что вид спортивного тренажёра, - она в притворном ужасе скрестила пальцы, - Пару километров пешком от дома и обратно, единственная нагрузка, которой я себя утруждаю. И, давайте уже перейдём на «ты». Новости в нашем городке разносятся быстро, а пока можешь называть меня просто, Биа.
- Я, Кармен, - охотно представилась птичка-невеличка.
- Приятно познакомиться. Может быть, зайдём ко мне, или к тебе? Думаю, у нас найдётся немало общих тем для разговора.
- Рада бы, но сейчас не могу. Я тороплюсь, хочу успеть к открытию ежегодного благотворительного базара.
- Ты член орг. комитета? – с недоверием посмотрела на неё Биа.
- Нет, конечно. Будь моя воля, я предпочла бы остаться дома…
- Естественная реакция на этот бедлам.
- …но там будет мой приятель, - Кармен заговорщически подмигнула.
Лицо Биа собралось в кислую гримасу:
- Мужик? Немногим лучшая компания, чем комитетские курицы.
- Кое в чём согласна и всё-таки, совсем без них обойтись не получается, - игриво качнула бёдрами Кармен. – Я преподаю в начальной школе, сейчас каникулы, так что можешь заходить в любой день, кроме выходных, - она многозначительно улыбнулась, - мой дом предпоследний с этой стороны улицы, сама увидишь. Готовлю я средне, зато гарантирую чашечку превосходного капуччино.
- Отлично. Значит, до скорой встречи.
«Ну вот, по крайней мере, один человек, с которым можно завести близкое знакомство», - подумала Ана Беатрис.
«Она с заскоками, но, похоже, я, наконец, нашла в этом городе человека, с которым могу нормально поговорить», – так оценила их встречу Кармен.
***
Насыщенный розовый цвет трикотажной рубашки, в которую переоделась дочь, для работы в киоске, на сегодняшней распродаже, сгустился перед глазами Алешандри до ярко-алого, с мягким блеском. И вот уже не Ана Клара смотрела на него взглядом, без слов переводимым на португальский язык: «Чёрт, не успела», когда он неожиданно вошёл к ней в комнату, помешав снова ускользнуть, не дав объяснений. Он видел перед собой глаза Адмы, где смешались злость, досада (не на него, он не стоил такой реакции) и отчаянная попытка убедить всех, что она ничуть не взволнована долгим отсутствием мужа. «Ты очень красиво врёшь», – сказал он ей тогда. Но сейчас ему и не пытались солгать, а вежливым, равнодушным тоном (хотите, верьте, хотите, нет) предлагали нелепый рассказ о звонке подруги, с просьбой срочно прийти, и внезапно разрядившемся мобильном телефоне. А на вопрос, понимает ли Ана Клара, в какое положение поставила его и Марселу, огорошили репликой «в лоб»: «А ты, думал о том, в какое положение ставишь меня, перевозя сюда Марселу?».
«Господи, что между нами происходит? Это моя дочь, почему же иногда она кажется совершенно чужим человеком? Откуда всегда брались моменты, когда я видел перед собой не ребёнка, не девушку, а постороннее, недоступное моему пониманию существо, без конкретного возраста?».
Алешандри, как будто впервые смотрел на Ану Клару. Элегантна, как всегда, когда этого требует ситуация. Юбка-брюки до пят, короткая обтягивающая рубашка, под цвет ей бархотка на шее, серьги в виде огромных золотых обручей.
Она не имела внешнего сходства с его матерью. Но почему он, оценивая её наряд, снова вспомнил ту, другую? Взгляд, манера одеваться, говорить (с ним, именно с ним!) – порой они СЛИШКОМ похожи друг на друга. Неужели, после многолетних стараний добиться любви, или хотя бы простого внимания со стороны матери, ему придётся (уже приходится!) проходить через то же самое с Аной Кларой? Нет, всё что угодно, только не это. Он не хочет возненавидеть и её.
- Идём. Мы не должны опаздывать, - привёл его в себя голос дочери. Так же, чересчур знакомый, с узнаваемой надменной интонацией. Но в нём было и что-то ещё. Едва заметно для уха прозвучала нотка глубокой привязанности. Ана Клара любила его, и Алешандри об этом знал. Поэтому-то их отношения, ни с одной из двух сторон, до настоящего момента не перешагнули запретную грань и не превратились в войну.
***
Завтрак в доме Алфреду Энрике Феррасу как всегда проходил в чинной, скучной обстановке. Адвокат, по давней привычке, просматривал за чашечкой кофе свежий выпуск «Nosso cidade», не замечая, что его сын, сидящий напротив, только периодически делает вид, что ест, на самом деле, сосредоточенно выкладывая с помощью ножа и вилки из остывших ломтиков мяса и картофеля замысловатую мозаику. Служанка, пожилая женщина с опрятно уложенными седыми волосами, неодобрительно наблюдала за этими манипуляциями похожим на бусину глазом, умно поблёскивающим по соседству с чёрным кружком матерчатой повязки. Вторая, незрячая, мёртвая половина её лица была похожа на грубую маску, неумело вылепленную из плохо размешанной глины. Неровно сросшиеся клочки кожи, глубокие рубцы, зашитая нижняя губа, некогда разорванная пополам, изуродованная ноздря, приподнявшаяся в до сих пор остающемся без ответа вопросе бровь. Но женщина давно свыклась со своим увечьем, полностью передав скупые эмоции тем мышцам, которые, невероятным образом, пощадила постигшая её катастрофа.
- Кушайте, сеньор Сержиу, - негромко проговорила она, стараясь не привлечь внимание хозяина.
- Наталия, - так же вполголоса ответил парень, - не называй ты меня сеньором, сколько можно просить! Я начинаю чувствовать себя таким же древним как ты.
- Дона Амапола и сеньор Отасилиу подумают, что дома вас не кормят, - невозмутимо продолжила Наталия Безерра, - Вспомните, вы же сами рассказывали мне на прошлой неделе.
- Оставьте его дона Наталия, - неожиданно для обоих произнёс Алфреду, не отрывая глаза от газетной страницы, - Если моему сыну нравится, есть холодный завтрак, так и будет, потому что пока он не съест всё, из-за стола не выйдет.
- Где милосердие! – уже в полный голос завопил Сержиу, - Ты хоть представляешь, сколько всяких печений, бутербродов и супчиков впихивает в меня бабуля! Имей в виду, я умру от несварения желудка, даже не успев найти тебе адвоката, специализирующегося на защите жестоких родителей, загнавших своих чад в могилу!
- Язык у тебя хорошо подвешен, - по-прежнему не глядя на него, откликнулся отец, - сразу видно будущего юриста в третьем поколении. - Сержиу быстро зачертил вилкой по подливке, вырисовывая пляшущими в разные стороны закорючками «Не дождётесь!», Наталия дипломатично перевела взгляд на начищенный кофейник в центре стола. – Прекрасно, сегодня ты не пойдёшь к деду и бабушке, а отправишься со мной на благотворительный базар. Как тебе такое решение проблемы? – он посмотрел на сына поверх газеты.
В ответ послышалось громкое чавканье. Сержиу поспешно запихивал в рот застывшее неаппетитное рагу, и почти не жуя, проглатывал. Алфреду Энрике поморщился:
- Не будь поросёнком. Не понимаю, что за удовольствие в твои годы проводить выходной день в компании двух пожилых людей?
- Фы ве прав, мои фтарики мировые, - отозвался парень, расправляясь в ускоренном темпе с остатками завтрака, - Мы клашшно ражвлекаемшя вмеште.
- И какая же развлекательная программа запланирована у вас на этот раз? – без всякого интереса осведомился отец, возвращаясь к недочитанной заметке.
- Фто-нибудь пьидумаем, - последний кусок был побеждён и
Сержиу, вытирая губы салфеткой, доверительно сообщил поставившей перед ним чашку Наталии, - Я давно хочу, когда бабушка будет в порядке, расспросить её о том, что сейчас крутят по телеку. Ты прикинь, живой свидетель, родная сестра не кого-нибудь там, а самой Чёрной Мамбы – Адмы Геррейру!
Чайная ложечка выскользнула из утративших с возрастом гибкость пальцев, легонько звякнув о фарфор. Наливая чай, женщина недовольно отметила про себя, что такое с ней произошло впервые. Никогда раньше она не допускала даже мелких оплошностей.
|
