Vagabunda - ЧАСТЬ 2_29
Проститутка - Tainá Müller
Глория Брандау - Jacqueline Dalabona
Лайла - Aida Turturro
Виктор - Bruce Davison
Патрик Декстер - Liam Aiken
Кэтрин Декстер - Mara Wilson
Лестер Уилкокс - Tom Arnold
Магдалина Уилкокс - Robin Wright
Дебра Уилкокс - Charmian Carr
Британи Уилкокс - Debbie Turner
Шеннон Уилкокс - Mae Whitman
РОЖДЕСТВО В САН-ПАУЛУ. НЕСЛЫШИМЫЕ МИРУ СТРУНЫ
- Самое необычное за весь наш… Да?
- На сегодня, да.
- Э-э… на десятую годовщину ты предложишь мне вместе покорить Эверест?
- А тебя это смутит?
- Посмотрим. Откуда мне знать, что я буду думать к тому времени?
- И будешь ли со мной?
- Кажется, на этот вопрос я могу ответить.
- Что же?
- Скажу, но позже. Зайдём сюда. Здесь продают оригинальные сувениры. Некоторые из них ты должен увидеть.
- Звучит подстрекающе.
- Ну, разве что самую малость.
- Попробую поверить. А где Николас? Мы его потеряли.
- Антон, Ник теряется только когда хочет. И так же, по собственной инициативе, находится.
- Пожалуй.
Солидного вида дверь, обклеенная золотой и серебряной мишурой, открылась и закрылась, старомодно звякнув бронзовым колокольчиком. Следовавшие немного позади Нанда и Эвелина переглянулись.
- До чего же влюблены. Даже за руки держатся чувственно.
- Сначала я считала, что у Малу что-то с профессором, но быстро разобралась. На него она таким взглядом не смотрит.
- А я сразу поняла. Они с Ником почти как брат и сестра. Когда можно всё, кроме того, что под запретом, и никакого внутреннего трепета в отношениях. Того, что возникает если неосторожно задеть струну. У влюблённых эти струны обнажены и невероятно восприимчивы.
- Ты, оказывается, поэт!
- Баловалась в старших классах и в университете. Меня хвалили. Сейчас снова возрождается.
- Так вот почему…
- Ты имеешь в виду Вернера? Прежде всего, мы давно разведены. И я действительно желаю ему удачи с Жозефиной. Те самые струны и взгляды…
- Зайдём?
- Дадим им побыть наедине. Кстати, о Нике, куда он пропал? Не заблудился же? Я всё время его видела, и вдруг…
- А перед тем не слышала чего-нибудь в воздухе?
- В воздухе? Эве!
- Например, вибраций натянувшейся струны.
***
- Им не до меня. Да, конечно. Поглощены друг другом, изредка отвлекаясь на дела земные. Что? Ах, прекрасно понимаешь? Послушай, мы же… И месяца не прошло. Боже, ты права, как, впрочем, всегда. Целых двадцать девять дней! Уму непостижимо, если вдуматься. Наверное поэтому и… Ты уже спрашивала. Догадывается. Я бы сказал, у неё практически не осталось сомнений. Антон? Ему я признался, так получилось. Без имён. Вообще, я бы на твоём месте не переживал, что кто-то из них захочет… Представь только – однажды мы будем прогуливаться здесь вчетвером. Они впереди, мы позади, или наоборот. А пока этот день не настал, расскажу о здании Муниципального Театра, на которое смотрю сию секунду…
Светловолосый мужчина, с виду студент начальных курсов, заговорил тише, интимнее, словно не описывал в деталях архитектурную достопримечательность, а, по меньшей мере, декламировал любовные сонеты Петрарки. Напевно и проникновенно.
***
- Эти игрушки достались мне ещё от деда.
Вернер бережно протянул круглую, вощёного картона коробку с высокими стенками. Джозефина предположила, что когда-то в ней хранился торт. Она сняла крышку. Внутри, переложенные ватой, лежали старинные шары и сосульки из дутого стекла, домики с белыми от снега крышами, немецкие ангелочки в длинных платьицах со звёздами, и даже, пальцы замерли над ним, маленький единорог.
- Копыто…
- Откололось. Дедушки уже не было с нами, и отец особенно расстроился. Больше этого ни разу не повторялось.
Джозефина подцепила единорога за серебристую нитку. Позолоченные рог и копытца ничуть не потускнели от времени. Несколько аккуратных движений, и единорог закачался на широкой еловой лапе.
Следующим в руках Джо очутился ангелок. Из под подола розового платья, фарфорового, как вся фигурка, выглядывала босая пятка.
- Могу вообразить, каким праздником было для тебя в детстве наступление Рождества! Извлечение на свет заветной коробки…
- Лет до одиннадцати, точно. В этом возрасте мальчикам ещё
нравятся «девчачьи» игрушки. А потом, после того, как появятся свои дети.
Он замолчал, и с преувеличенным вниманием стал перебирать украшения в коробке.
- Для меня дети, мои студенты, - Джозефина взялась за ту же игрушку, их пальцы встретились, - Страшно, что иногда приходится терять кого-то.
- Это не утешение, но… убийце Сантаны придётся вывернуться наизнанку, чтобы отвертеться от наказания, - произнёс Вернер без намёка на патетику.
- Джек мог бы сказать так же.
- Два копа всегда друг друга поймут. Только не передавай мои слова инспектору!
Джозефина кинула в него комочком ваты, застрявшим в тёмно-русых с лёгкой проседью волосах.
- С этим инспектором мы делили рождественские пирожки. Мне с изюмом, ему с вареньем. И ёлку украшали каждый год. Но дальше дружбы так и не зашли. Ох…
Пальцы подхватили и подняли повыше изящный и не такой уж кукольный хрустальный колокольчик с голубым бантом.
- Классика Рождества.
- Жаль, нет язычка, чтобы звонил, как настоящий.
Между разделившими их ветвями мелькнули зеленью глаза.
- Ну-ка, что тут ещё?
- Джо…
- О, открытки. Их ставят под ёлку, или…
- Джо.
Тёплое прикосновение заставило покачнуться. Кровь бросилась к щекам.
- Я поставлю коробку. Эти украшения ещё пригодятся детям Лизы и Вила.
- А почему не правнукам?
И когда он притянул её к себе, как вчерашним вечером, после которого Джо уже не вернулась в отель, где-то в комнате зазвонил один-единственный колокольчик.
РОЖДЕСТВО В ПОРТУ-ДУС-МИЛАГРЕС. ПРЕДПРАЗДНИЧНАЯ ЛИХОРАДКА
Как и значительную часть планеты, Порту-дус-Милагрес настигла волна рождественских хлопот. Ожили обычно дремлющие улицы, принарядились дома и магазины. Забылись, до следующего дня, любые неприятности и разногласия. Впрочем, последнее было верно лишь отчасти. Кому-то и сегодня не давали отвлечься размышления о том, как исправить прошлое, или (чем не шутит чёрт?) заранее сочинить будущее.
***
Было бы так же ошибкой утверждать, будто все живущие в городке только тем занимались, что готовились к празднику. Некоторым, прежде чем спешить к ёлке и столу, предстояло поработать на соседей, угождая их капризам.
Кулинарные таланты доны Риты были слишком известны, чтобы её оставили в покое. Накануне подоспел заказ на пирожки и сладости, да не один, а сразу несколько. И вот она заполняла противень за противнем, сажала в духовку, сама тут же возвращаясь к скалке. Рук две, сделать же надо много.
- Жарит у тебя, как в пекле, - в дверь заглянул Шику.
- Следи за языком, Франсишку. Не поминай Ад перед рождением сына Божьего.
У Шику, похоже, так и рвались с языка какие-то совсем уж богохульные высказывания. Однако, когда Рита без помощников убивалась над заказными разносолами, дразнить её было себе дороже.
- Кому стряпаешь экую прорву еды?
- Старым клиенткам – доне Гортензии, доне Нилде, доне Мариналве… - Рита, закончив раскатывать пласт теста, на мгновение распрямила затёкшую спину.
- Когда эти бездельницы чему-то научатся?
- …и новой, - тестяной блин споро превратился в круглые лепёшечки с начинкой, защипываемые ловкими пальцами, - Сеньора Лео устраивает вечеринку для членов бридж-клуба. Очень просила помочь с угощением, чтоб всё не хуже чем в Рио.
- Причуды богатых, - хмыкнул Франсишку.
- Через них и мы не бедствуем, на что жаловаться? Скажи лучше, ёлку поставил?
- Стал бы я тары-бары разводить, ежли б не поставил?
- Селма с Алфеу придут, - мысли Риты обратились к вечеру, но лицо разве что самую малость смягчилось.
- Твоя дочь придёт. А наша… сорная трава. Даже на Рождество от неё ни привета.
Рита отряхнула ладони о фартук, вытащила из-под него телеграмму и без пояснений вложила в руку мужа, вдруг задрожавшую.
- Давно? - как-то несмело спросил Шику.
- Утром.
- Дорогие папа и мама, - прочёл старый рыбак вслух, - У меня всё хорошо. Я и ваш внук здоровы. Постараюсь побыстрее приехать. С Рождеством вас! Луиза.
Рука повисла, пальцы бессмысленно «жевали» бланк.
- Спасибо, дочурка. Вспомнила. Растишь детей… учишь…
- А они вырастают и улетают из дома, - Рита подошла, забрала телеграмму, - Полно, Шику. Девочка жива. Может она и знает, что ей нужно.
Рыбак зашарил глазами по кухне.
- Сейчас бы чарку.
- Подождёшь до вечера. И не больше двух, - шлепок по тесту, - Витор опять к Клеу убежал?
- К ней. Был «мавританский замок», стал дом с привидениями, - прибавил Шику ехидно.
***
Телеграмму с почтовым штемпелем Рио-де-Жанейро доставили и в особняк Феррасу. Адресована она была Фреду и привела его в состояние спокойное, но молчаливое.
Биа куда-то исчезла, едва позавтракав, Амапола отправилась «колдовать», как она выразилась, с Леонтиной и другими дамами из бридж-клуба над его рождественским убранством. Мужчинам же выпала почётная обязанность преобразить гостиную. Ёлка уже раскинула посреди комнаты пушистые ветки, и Фред, подпускавший к ежегодному ритуалу только сестру, когда та достаточно подросла, располагал на них годами копившиеся сокровища.
- Сеньор Алфреду, позвольте мне к вам присоединиться, - заискивающе канючил Венансиу, подобравшийся сбоку, - Вдвоём веселее.
- Бесполезно, Венансиу, - Отасилиу отложил молоток, которым со стремянки прибивал к стене громадную снежинку, - Ты унёс бы Генриха VIII до того как он проглотит гвоздь.
Кот, по обыкновению, и усом не повёл, распластавшись в позе пушистого коврика на пути передвижений наспех сколоченной бригады.
Мажордом воззрился на мужа хозяйки с укором и достоинством.
- Сеньор Отасилиу, если вы хотели, чтобы я ушёл, так бы и сказали. Вы отлично знаете, что месье Генрих подпускает к себе одну мадам. А теперь, чтобы не ставить вас в двусмысленное положение, я удалюсь не ожидая приказа.
Подмётки возмущённо отсчитали расстояние от гостиной до кухни.
- Ему бы на сцену. Хоронит талант, - проворчал Отасилиу.
- Угум.
Какое-то время молчание нарушалось лишь шорохом еловых лап, да стуком молотка.
- Папа…
- Что, Алфреду?
- Тебе интересно, о чём пишет Луиза?
- Скорее меня интересует, как ты к этому относишься.
- Она поздравила меня с Рождеством и написала, что вскоре я смогу повидаться с сыном. Оба в порядке.
- Вскоре? Когда именно? - в отце на миг воспрянул въедливый юрист.
- Я пересказал весь текст.
- Что ты решишь? Луиза уже не скрывается.
Светлые ресницы дрогнули.
- Сына я увидеть хочу, - Фред конфузливо улыбнулся, - Мы с ним и познакомиться не успели.
- А её?
- Мне хотелось бы поговорить с Лу… изой, - парень вынул из коробки ёлочную фигурку-негритёнка и покрутил в ладони, - Уяснить кое-что. Когда это произошло, я, несмотря ни на что, продолжал верить в её возвращение. В то, что вот-вот всё пойдёт как раньше. А сейчас я не скучаю по моему браку, не ношусь с тем, как бы его воскресить. Наши дороги расходятся.
- Твоё мнение может измениться, - предупредил Отасилиу.
Негритёнок уютно устроился в колючей хвое, зелёной, словно его родные пальмы.
- Правда. И от этого не по себе. Но здесь, под ёлкой, я ничем с тобой не делился.
- Конечно, сынок.
- Алфреду.
- Конечно, Алфреду.
***
Ана Беатрис проскользнула в Центр Ночных Развлечений с чёрного хода. Неделю назад девушка предприняла разведку и теперь двигалась соблюдая осторожность, но уверенно. Кабинет Рудолфу на втором этаже. Она зайдёт (дождавшись, когда он выйдет, если понадобится), положит на видном месте то, что принесла, и так же незаметно отсюда выберется. Проще не бывает.
Разумеется, она всё ещё была подростком. Ей не исполнилось и пятнадцати лет. Ну и что? Джульетта вышла замуж за Ромео в тринадцать. Свою жизнь Биа настолько далеко не планировала, но и питаться одними фантазиями претило её характеру. Рисование сердечек в дневнике, опыты стихосложения, это пройденный этап. Младенчество. Пора расставаться с пелёнками. Пусть он даже не поймёт, от кого подарок. Пусть поломает голову над маленьким ребусом.
За плотно прикрытой дверью стояла абсолютная тишина. Так ей сначала показалось. А затем она услышала этот звук. Мокрый, сосущий, отчего-то отдавшийся гадливостью. За дверью целовались.
- Ещё… ещё… Вот сюда…
Какая-то женщина.
- Не умеешь ты молчать.
Голос Рудолфу.
- Алфеу никогда не жаловался на мой язык. Здесь, я хочу здесь!
Рудолфу и Мария ду Сокорру. Озабочены не проверкой счетов.
Стон. И снова мокрые звуки.
Биа развернулась и пошла. Плоский пакет под мышкой теперь только мешал. Куда бы его…
Одна из дверей в коридоре ведущем к лестнице, закрытых, когда она проходила тут в прошлый раз, оказалась отворена. Девушка приостановилась, однако комната была пуста. В глазах заныло от обилия кричаще-розового. Мягкие зверушки, огромная кровать… Овальное зеркало в раме из фигур нимф совокупляющихся с божками, поманило, натолкнув на мысль. Биа встала перед ним, разорвала упаковку и освободила от слоёв папиросной бумаги мужской галстук. Модель называлась «Морской прибой». Широкие синие полосы, узкие белые. Края волнистые, и вся ткань словно струится. Прикинула на себя, завязала строгий узел, так, чтобы облегал шею, но не душил. Вид в профиль, вид в анфас – идеально.
- Детка, ты откуда? Что-то у меня забыла?
Рослая брюнетка в коротеньком прозрачном халатике, выглядевшем на её формах несуразно, нацелила на Беатрис изумрудный ноготь. Такая взрослая. Угнетающе реальная.
- Я призрак девственницы, замурованной в фундамент при строительстве, - представилась Биа дружелюбно, - Обхожу территорию.
- Забредай, - разрешила ночная бабочка, запрыгнув на кровать, - Меня от жмуриков не трясёт. Хоть полялякать будет с кем.
- Как-нибудь увидимся.
Не жгло глаза, не свербило в горле. Не отяжелела, став шаркающей походка. Это тоже выдумали сочинители мелодрам.
…никогда не жаловался на мой язык.
Только хрустнуло что-то, будто сломали пополам спичку. Она и переломила.
***
Дамы из бридж-клуба не сидели в кожаных креслах, сложив на коленях ухоженные руки, а сообща трудились не давая себе
поблажек. Настроение было приподнятое.
- Вот так, - Белла, бывшая помощница Феликса Геррейру, закрепила над столом для игры зеркальный шар размером с крупный арбуз, на серебряном шнуре, - Если бы он ещё спускался сверху, как тот, что на Таймс-сквер, в Нью-Йорке.
- И без этого шикарно, - Амапола нажала рычаг и шар завращался, переливаясь огнями, под медленную музыку, - Погодите, вечером, когда погасим свет, эффект будет, как говорят мои детки, «упасть и сдохнуть».
Леонтина от души засмеялась.
- Подростковый сленг очарователен! И меток, сколько бы мы ни отрицали. Кстати, Биа перестала заходить. Неужели она пропустит турнир?
- Я отказалась прогнозировать поведение Беатрис, - Амапола присела на корточки возле бутафорской пушки стреляющей конфетти, - Можно подумать, дети заявляют что-то, чтобы в итоге выкинуть финт. Видимо, они так запрограммированы.
- Дона Рита не подведёт с заказом? - вернула разговор к намечавшемуся мероприятию сеньора Глория Брандау, одна из новых членов клуба.
- Репутация доны Риты надёжнее, чем у некоторых компаний обслуживающих банкеты и торжества, хотя и не так
разрекламирована, - бросила Леонтина через плечо бойкий взгляд.
Сеньора Брандау качнула высокой причёской, принимая к сведению. Она с близкой приятельницей, Бетти Доуру, развешивали на ёлке игральные карты, особого, рождественского дизайна, заменяющие традиционные украшения, и прятали в ветках коробочки с презентами-сюрпризами.
Открылась дверь.
- О, вот и она, - ещё возившаяся с пушкой Амапола повернула голову, - Бонжур, дона Ри… Беатрис? Что случилось – сгорел дом и ты пришла сообщить об этом?
Только присутствие посторонних и ответственный пост не дали ей добавить «радостном известии».
- Здравствуйте Лео, Белла, Глория, Бетти, - обаятельно улыбнулась девушка, - Клёво, вместо флажков колода для бриджа! Нет, мам, дом цел. У меня просто проснулась совесть. Что нужно делать?
- Всё, что не доделано, - взмахнула Леонтина кончиком шарфа, - Смотри-ка, ты при галстуке? Своеобразно, но тебе к лицу.
Её замечание побудило дам, и в первую очередь мать, приглядеться к повязанному Бией аксессуару. Девушка безропотно
сносила обрушившуюся популярность.
- У тебя есть чувство стиля, - признала сеньора Феррасу, повертев
дочь так и эдак, - Слава Создателю! А я уже смирилась, что мой гардероб перейдёт внукам. Вы с Алфреду разочаровывали меня, ни минуты не уделяя одежде. Накидывали что под руку попадётся и уносились, как Питеры Пэны.
- Для каждого овоща свой сезон, мама, - ангельски напомнила Биа.
- Мило. Ты его наденешь вечером?
Глория Брандау потянулась к одной из верхних веток. Бархатное платье, лимонного цвета, открывавшее красивые руки выше локтя, конкурировало с сиреневым атласом одеяния Леонтины.
- Я с вами, - Биа схватила стул, - Это же китайская пытка перевешать… то есть нанизать столько карт. Вечером? Нет, вечером я буду в костюме дамы пик.
***
- Дона Эсмералда, ёлка готова, - отрапортовала Франсинети и тут же круто сменила тон, - Куда это вы?
Вопрос был праздным. В подобном расфуфыренном виде Эсмералда ходила лишь в одно место. В какое, Франсинети до сих пор не знала, хотя отчаянно желала узнать. Ну чисто корабль под парусами, выплывающий из гавани.
Эсмералда собиралась сказать что-то, что вряд ли стало бы
ответом не в меру любопытной прислуге, но через двор пронеслась Клеу, за которой гнался Витор, пыхтя словно паровоз.
- Неуклюжий мальчишка, - заметила хозяйка им вслед, - И недоразвитый, по-моему.
- Девочке нужна компания, - почти грубо отозвалась Франсинети, - Сына барона, или дочь сенатора вы сюда не приглашаете. Чем плох сын префекта, пусть и незаконный?
- Покойник твой префект, - Эсмералда скорчила гримасу из своего прежнего, не аристократического обихода.
- Зато доктор Алешандри, сводный брат Витора, жив-живёхонек.
- Придурок… У Геррейру, видать, нормальные не родятся. Ладно,
- она поддёрнула малюсенькую белую сумочку, где едва помещался тюбик помады, - Не пускай их в гостиную, разнесут там всё. И к моему приходу, чтобы никаких компаний!
- Далеко идёте? - повторила попытку Франсинети.
- Для тебя далеко, для меня близко.
Прокатился гортанный смех и бронзовая змейка юркнула за ворота. Тотчас двор огласился детским рёвом – Витор упал и
ободрал коленку до крови.
- Ну, тихо, тихо, - Франсинети помогла ему подняться, - Кто смелый и не плачет, тот получит пряник. Самый большой.
Плач, как по команде, смолк. Служанка посадила на сгиб свободной руки маленького Гуму и, наперекор распоряжению госпожи, повела ребятню из-под палящего солнца в гостиную. К наряженной ёлке, деньги на которую точно поступили не из кармана сеньора Бабау.
***
Дневной свет не слабел, не торопился уступать пространство теням, однако его энергия была обманчива. Приближался момент, когда соломенное золото солнечных лучей вначале тоненько заалеет по кромке, чтобы потом солнце стремительно налилось воспалённой краснотой и постепенно съёжившись опустилось за крыши.
Дулсе шла мимо «мавританского замка» с магазинным пакетом, заполненным разными вкусностями. Вредно, кто же спорит, но когда потакать вредным привычкам, если не в праздник? Родригу и идее отмечать Рождество долго сопротивлялся. Сознательный атеист, он боялся ненароком привить их дочери интерес к религии. Пришлось пустить в ход весь дар убеждения, упомянув об эстетическом воспитании, развитии у ребёнка воображения. Муж повозражал и сдался.
Префект города помахивала пакетом в такт шагам. Анжелика такая хорошенькая, прямо куколка. Вьющиеся каштановые волосы в бантиках, глаза-вишенки. Пока для этого рано, но скоро ей потребуется общество сверстников. Надо обсудить с Родригу. Суета, иногда надоедливая, и тем не менее приятная. Как выбор и установка ёлки, или беготня по магазинам за не раскупленными конфетами с кремовой начинкой и шоколадными Папай Ноэлами. Как приготовления к праздничному ужину, куда явятся все друзья. К сожалению, за столом не будет Ливии. Замужество подруги ограничило их общение.
Безотчётно, молодая женщина нашла взглядом окно на втором этаже. Спальня Гумы. Штора задёрнута, ну да, там же тот ужасный портрет, которому поклоняется Эсмералда, отступившись от обета Иеманже. И, как будто дом поджидал её, или любого зрителя, краешек занавеси чуть приметно отогнулся. Дулсе поморгала, чтобы увериться, что ей не почудилось, однако занавесь то ли вернулась обратно, то ли и не думала шевелиться. Рождество, день величайшего чуда… Вопросительно, она поглядела вверх, на необъятный синий купол, накрывающий её, эту улицу и саму Гавань Чудес, как перевёрнутая чашка накрывает блюдце.
Перед глазами поплыло. Всего на секунду.
РОЖДЕСТВО В РИО. И ПУСТЬ ВЕСЬ МИР ПОДОЖДЁТ
Луиза легко подхватила коробку с ёлочными игрушками. Господи, какое счастье избавиться от неуклюжего безобразного пуза! Глупо, но были моменты, когда казалось, будто оно приросло к ней навечно. Как хорошо опять чувствовать себя резвой и стройной! А Мартининью, её малыш, такой забавный. Совсем не капризничает – лежит в своей кроватке и улыбается. Ещё бы, ему не нужно ломать голову, хватит ли денег на месяц. Молока у неё много, мальчик сыт, и Тони говорит, что так её груди стали только сексуальнее. Молодая женщина одной рукой дотронулась до упругих бугров под обтягивающим топом. Чудесно, что можно натягивать плотно сидящие свитерки и блузки, вместо тех жутких безразмерных платьев, точно сшитых на гиппопотама. Беременность причиняла ей столько дискомфорта, что взять и вычеркнуть это до сих пор не получалось. Решится ли она родить второго, снова перенеся те же мучения? Луиза не была уверена. Разумеется, если Тони примется настаивать, придётся уступить… наверное. Всё-таки мужчины невозможные эгоисты. Им нужно и то, и другое, а достают пусть женщины.
- Агу, - послышалось из кроватки.
Луиза подошла и покачала над сыном зелёным шариком.
- Видишь, маленький? Скоро праздник. Красивый шарик, да? Сейчас мы повесим его на ёлочку.
Поставив коробку она свободной рукой подняла Мартининью и отнесла к ёлке. Малыш возбуждённо задвигал ручками, потянулся к колючим веткам.
- Не надо, Мартининью. Бо-бо! Вот, гляди, мама повесила шарик. А теперь красный…
Честно сказать, украшения были простенькие, в подмётки не годившиеся красавцам, которых развешивали всей семьёй в доме Феррасу. Но, для первого Рождества её новой жизни, это вовсе неплохое начало.
- Придёт папа и нам поможет.
Что-то Тони задерживается. Обещал вернуться к шести, а уже без двадцати семь. Луиза подошла к окну, выходившему на улицу. Не слишком-то удобное расположение – и днём и ночью проезжают автомобили, автобусы, идут, разговаривая во весь голос, кариоки. Она уже начинала жалеть о тишине за стенами дома, которая так донимала в Порту-дус-Милагрес. Конечно, исполнилось её желание распрощаться с провинцией, видеть вокруг оживление, постоянное движение куда-то, это так заводит! Но иногда хочется покоя, а он… он им не по карману. В другой, более комфортабельной квартире она была бы полностью счастлива. Даже сейчас, глядя с высоты восьмого этажа на светящиеся деревья, слыша, как внизу уличный музыкант играет на скрипке «Jingle Bells», она поддавалась очарованию большого города – мелочей, из которых складывалась его неуловимая, но подчиняющая себе магия, лишь усиливающаяся в день самого волшебного праздника года.
В дверь позвонили. Наконец-то.
- Привет, Лу, привет, Март, - выстрелил скороговоркой Тони, снимая щеголеватый коричневый пиджак с искрой, - Пришлось сделать ещё несколько фото Кристиани Торлони под ёлкой, в костюме Папай Ноэла. Но думал я только о вас.
- Кристиани Торлони? С ума сойти! - Луиза тут же забыла все претензии, - А она что-нибудь сказала тебе?
- Что, не будь я ровесником её сына, она бы знала, с кем праздновать это Рождество, - Тони выпятил грудь, - А я ответил, что если бы не был женат, принял бы приглашение с закрытыми глазами. Потом, само собой, открыл бы.
- Ах, ты!
Молодая женщина замахнулась, провинившийся попятился.
- Эй, эй! Она передаёт тебе поздравления! И вот, - он полез в карман небрежно брошенного на спинку стула пиджака, - Автограф. Расписалась на календарике к Новому году, ничего другого под рукой не оказалось.
Приглушённо ойкнув Луиза двумя пальцами взяла календарь, прикасаясь к нему словно к реликвии.
- Дорогие Луиза и Мартининью! Пусть волхвы положат вам под ёлку свои драгоценные дары… Боже мой, это чудо! Это настоящее чудо! Так не бывает!
Мартининью загукал, видимо решив, что на него давно не обращают внимания, и попытался завладеть незнакомым предметом.
- Нельзя, маленький. Это не вкусно и не интересно. Пойдём к ёлочке, - Луиза с сожалением отвела глаза от надписи, - Тони, спасибо! Я никогда не получала таких подарков! - она шмыгнула носом от нахлынувших эмоций.
- Повезло тебе со мной, - Тони выглядел не менее довольным, точно калиф, осчастлививший любимую невольницу, - Погоди, в новогоднюю ночь мы выйдем на берег океана, все в белом. И займёмся любовью прямо на песке…
- Антониу Жозе! – Луиза уже не считала себя наивной провинциалкой, однако предложение так запросто отбросить всякие условности застало врасплох.
- Только Тони, моя золотая рыбка. Как Энтони Хопкинс. В крайнем случае, Тони Рамус. Мощный актёр, но моя слава его превзойдёт. Глянь-ка, Март слушает и на ус мотает. Вырастет мужчиной, как его папка.
Луиза вспомнила об официальном отце Мартину Феррасу – Алфреду Энрике, но запретила себе портить замечательный вечер мыслями о предстоящих проблемах. После того, как они встретят Новый год – одетые в белое, на пляже, с сотнями таких же жителей Чудесного Города. Пока же она и Фред будут праздновать, каждый у себя.
РОЖДЕСТВО В САЛВАДОРЕ. ВИФЛЕЕМСКАЯ ЗВЕЗДА
Тяжёлый живот, выпирающий из-под кофточки с рукавами фонариками, утомлял неимоверно. Опускаясь на диван Ливия подавила стон от вспышки боли в пояснице. Во всяком случае, подготовка закончена. Можно сидеть, вытянув усталые ноги, и ждать, когда приедет с работы Алекс, любуясь великолепной ёлкой. Следовало бы одеться не так буднично, но нарядные платья просто разойдутся на ней по швам.
Она положила ладонь на живот. Всё тихо. Малыш спит. Или не спит, а думает? Представляет мир, куда попадёт через неделю? Знает ли он, как скоро это произойдёт? Предчувствует?
Алекс позвонил, что опоздает, забросав её тысячью извинений, поэтому Ливия не беспокоилась. Он заботлив, чуток. Носил бы её на руках, несмотря на вес. Гума тоже… Когда она была беременна Фредерику… Сможет ли она не сравнивать будущего ребёнка с сыном? С приближением родов эти размышления всё чаще одолевали её, нарушая создаваемую Алексом атмосферу безмятежности. Особенно в огромной пустой квартире, с мерцающей украшениями ёлкой-великаншей из-под которой, как у Гофмана, вдруг выскочит со своей армией Мышиный король. Стало жутковато, непонятно почему. Включённый свет не разгонял теней по углам и это тоже напоминало сочинения немецких романтиков. Надо было прихватить плед, прежде чем плюхаться всей тушей на диван. Закутаешься, и тепло отгонит недобрые сказки.
У Фейтозу сейчас, должно быть, весело. Она поздравила Дулсе, Родригу и Анжелику открыткой, но с удовольствием оказалась бы в их доме, среди гостей… как раньше. Увы, семейная жизнь опутывает целым ворохом дипломатических тонкостей. Гума был другом Дулсе и Родригу, как и она сама, а у Алекса с ними трения. Но она обязательно найдёт компромисс, возродив встречи с подругой не только на приёмах у тёти Лео. В это же Рождество они и к себе никого не позвали – Алешандри не хотел перетруждать её обязанностями хозяйки, на что Ливия возражать не стала, предпочтя шуму отдых и общество мужа. Даже обслугу отпустила, чего Алекс бы не одобрил. Сегодня праздничный вечер, у них свои семьи, а она всего лишь беременная женщина на последнем сроке – явление более чем ординарное.
Малыш заворочался внутри, а затем, что Ливия охотно отложила бы, забарабанил в живот пяточками. Вначале эти «бум-бум» казались чем-то удивительным, но бесконечно радоваться тому, что тебя бьют неестественно. Даже если инквизитором выступает твой ребёнок. Остаётся набраться терпения, пока он не подыщет другое развлечение.
Плавными поглаживаниями она помассировала живот в надежде утихомирить крошечного бунтаря. Тот однако не унимался, как будто ему надоело обитать в темноте. Внезапно Ливию в буквальном смысле перегнуло пополам. Болезненная судорога повторилась, а следующая заставила вскрикнуть, отшвырнув на спинку дивана. Ливия тяжело дышала, на лицо словно кто-то выжал пропитанную жидкостью губку. Ребёнок выбрал время, чтобы появиться на свет.
Пользуясь передышкой между схватками Ливия призвала себя не поддаваться панике. Так же как беременность не заболевание, роды не стихийное бедствие. Тем более, она через них уже проходила. Нужно отправить Алексу СМС, позвонить в клинику и собрать необходимые вещи. Всё идёт так, как должно.
***
Роды протекали относительно легко, около девяти вечера их с ребёнком отвезли в операционную. Почти сразу за этим, не успела Ливия приспособиться к новой обстановке, открылась дверь, пропуская Алешандри, в больничном халате – бледного, но старающегося скрывать, что волнуется. Она почувствовала благодарность к мужу и пожелала как-то снять его тревогу. Успокоить его, взрослого, но ещё более беспомощного сейчас, чем яростно рвущийся наружу малыш.
- Алекс…
- Не разговаривай. Тебе надо беречь силы, - Алешандри несильно сжал её пальцы рукой в латексной перчатке, - Держись за меня и ничего не бойся.
Она с нежностью улыбнулась.
- Всё нормально. Спасибо тебе, дорогой.
Алешандри, как Ливия вспомнила позднее, вёл себя сдержаннее, чем Гума. Не мешал медикам, не убеждал её, что всё будет прекрасно. Просто сидел рядом, иногда становясь практически незаметным, и брал за руку, когда видел, что ей особенно плохо. Только в глуби глаз стоял испуг, трогавший Ливию, как ничто и никогда в нём.
Мучительные минуты умножились в десятки раз каждая. В действительности же она провела в белом стерильном помещении, под слепящими лампами, ровно два часа. В одиннадцать, совсем немного не дотянув до того, чтобы стать Даром Волхвов, родился их своенравный сын – Винисиуш Геррейру. Они заранее договорились не называть ребёнка в честь кого-то из живых или умерших родственников с обеих сторон, не награждать его с первых же мгновений шлейфом ассоциаций и сравнений. Видимо почуяв это, Винисиуш уже в утробе обнаружил настораживающую независимость. Со светлым пушком на макушке, он, в руках у акушерки, чересчур осмысленно для новорожденного оглядел родителей, пронзительно курлыкнул и закрыл глаза.
- Что с ним? – нервно обратился Алешандри к доктору осматривавшему Ливию.
Он заговорил впервые с тех пор как занял вахту при ней.
- Уснул ваш мальчик, - объяснила вместо доктора акушерка, - Он тоже устал – у мамы была своя работа, у него своя. Завтра утром принесём кормить, а до утра и вам крепкий сон прописан, чтобы восстановиться, - это относилось к Ливии.
Однако, несмотря на предписание, ближе к полуночи Ливия и Алешандри ещё не спали, отмечая запланированное Рождество вдвоём, правда не у гофмановской ёлки, а в отдельной послеродовой палате.
- Я испортила тебе праздник, - пошутила Ливия, - На беременных жён ни в чём нельзя положиться.
- Порти его так всегда и я буду на седьмом небе. Я уже там, - глаза Алешандри сияли счастьем.
- Ну, может быть разок-другой я и выкину что-то наподобие. Когда Винисиус станет постарше.
От слабости она едва могла пошевелиться, веки налились тяжестью. Борясь с дремотой Ливия начала говорить о том, что первым забрело в полусонную голову.
- В детстве я обожала Рождество. Так ждала его, выдумывала, что случится в этот день… и всем рассказывала. Тётушка Аугуста отмахивалась, как от глупости… почему-то меня это доводило до слёз. Я убегала к тёте Лео, или к Рудолфу, посекретничать. Если же их не было, запиралась у себя в комнате и слушать меня приходилось старой кукле. Но не очень-то вежливо было ставить её в известность, что я мечтаю о новёхонькой – в розовом шёлковом платьице, без единого пятнышка, с волосами не вылезшими после частого мытья шампунем… Потом наступало рождественское утро, появлялся большой носок, набитый разной всячиной, и я верила, как верят все дети, что его повесили на ёлку ангелы… или феи. А знаешь, кто всё испортил? Рудолфу. Подговорил меня, шестилетнюю, спрятаться накануне вечером в гостиной за диваном. И мы увидели, как дядя Освалду, ничуть не похожий не только на ангела, но и на Папай Ноэла, в своём обычном костюме, подвешивает носок. Рудолфу исполнилось тринадцать… в этом возрасте мальчишки любят подшучивать над младшими сестрёнками, доказывать, что чудес не существует. Я опять плакала. А дядя… Алекс, ты..?
Присмотревшись Ливия умолкла на полуслове. Алешандри, откинувшись на спинку стула, заснул, и лицо его было мирным, как у ребёнка. С необыкновенной лёгкостью на душе она опустила слипающиеся ресницы. И настало Рождество.
РОЖДЕСТВО. МАТРИЦА
Густыми хлопьями падал снег. Земля уже превратилась в пышную перину, а он всё шёл и шёл. Снежинки танцевали в ночном воздухе медленный вальс. Сквозь их неплотную завесу коттедж к которому она направлялась, по колено утопая в сугробах, вырисовывался словно на классической рождественской открытке. Бревенчатые стены, белая шапка нахлобученная на крышу, приветливо светящее путнику окошко. За ним наверняка пили горячий шоколад, или, быть может, глинтвейн с пряностями. Она подойдёт и заглянет внутрь, не выдавая своего присутствия. Если обитатели коттеджа и услышат вкусное похрустывание снега, припишут пробежавшему зверьку.
Комната за окном манила янтарным светом, согревающим лишь от взгляда на него. Обставлена гостиная была с сельской простотой, включавшей часы с кукушкой на стене, со старинными увесистыми гирями. Невысокую но пушистую ёлку любовно украсили чьи-то руки. Хозяева домика расположившиеся прямо на ковре возле разожжённого камина, в самом деле потягивали из маленьких фарфоровых чашек какой-то напиток. Русоволосому мужчине можно было дать лет пятьдесят. Гладко выбритый, одетый в светлый джемпер и домашние жёлтые брюки, он поглядывал на сидевшую слева от него молодую брюнетку и снова переводил глаза на расписанный лиственным узором циферблат часов. Чередования эти делали открывшуюся ей картину менее пасторальной, чем могло показаться поначалу, на долю секунды сбивая установившееся между двумя согласие.
- Надо было погасить свет, - молодая женщина слегка изменила позу, - Огня в камине достаточно, чтобы разгонять темноту.
В красном свитере, подчёркивающем грудь, короткой юбке в бордовую и чёрную клетку и фиолетовых лосинах, красотка с
вьющимися волосами составляла разительный контраст мужчине: молодость против зрелости, яркость в противовес неброскости, кипучий темперамент против уравновешенности. Даже неподвижная, она будто постоянно куда-то стремилась, готовая моментально унестись от камина в другой конец комнаты, а дальше, как подскажет переменчивый характер.
- Хочешь отвадить меня от привычки смотреть на часы? - спросил мужчина со смешком, поднося ко рту чашку.
- Так будет уютнее, только и всего. В духе Рождества, - серебристо-серые глаза наполнились сочувствием, - Послушай…
«Она не придёт» - беззвучно произнесли губы стоящей у окна.
- Она не придёт.
- Это касается меня одного.
- И меня. Думаешь, я приехала наблюдать, как ты изводишься?
- Я не извожусь.
- Тогда как назвать то, что у меня перед носом?
- Ожиданием.
- Чего?
- Когда откроются дверцы и эта бестолковая птица прокукует двенадцать раз.
- Зачем?
- Затем, что в полночь начнётся праздник, который я встречу с тобой. Наше первое Рождество.
Мужчина поставил чашку на ковёр. Глаза, тоже серые, только оттенка тумана, а не серебра, опять проследили за стрелками. До полуночи оставалось тринадцать минут.
- Твою ж! - брюнетка легонько стукнула себя по лбу, - Наш ужин! Самое время доставать его из духовки и подавать на стол. Надеюсь, тебя не разочарует моя готовка.
- Конечно, нет! - с воодушевлением подтвердил мужчина, - Мне уже не терпится попробовать.
- Пожалуйста, без этого, - воинственно сдвинулись тёмные брови, - Ненавижу отеческую снисходительность.
- Так и быть, забуду, что я твой отец.
Молодая женщина встала, одёрнув свитер, отчего он ещё туже натянулся на фигуре, однако не ступила и шага, как в дверь постучали. Мужчина стремглав ринулся открывать. Миг спустя он обнимал вошедшую, а та отвечала торопливыми, задыхающимися поцелуями, словно утоляя невыносимую жажду. Запахи через стекло не проникали, но с нею в комнату как будто ворвалось морозное дыхание зимней ночи. Усеявшие шубку снежинки, тая, придавали меху влажный блеск.
Когда оба опомнились настолько, чтобы разомкнуть объятия и увидеть что-то кроме друг друга, женщина, не убирая руку с талии мужчины огляделась и поняла, что у их пылкого приветствия был свидетель.
- Сантана? Ты здесь? - её глаза остро сверкнули.
Брюнетка, не тронувшаяся с места пока двое целовались, тоже не лучилась восторгом, однако добросовестно соблюла нормы вежливости.
- Здравствуй, Адма. Я здесь, но можете считать, что меня нет, - последовала обезоруживающая улыбка, - Именно сейчас я собиралась пойти на кухню – проверить, как поживает ужин.
- Подожди, - Адма сняла круглую, отороченную мехом шапочку и встряхнула, - Я хочу сказать при тебе. Объявить… - она странно усмехнулась, - Я ушла от Феликса. И отправилась сюда, чтобы провести Рождество с твоим отцом. А если он не откажется, то остаток жизни.
Эти слова, как и влюблённый взгляд предназначались уже только Маркусу.
- За все миллионы доктора Феликса не отказался бы, - признался Маркус, не стесняясь что его заподозрят в излишней чувствительности, - Ты моё сокровище. Моя самая большая ценность.
- Доктору Феликсу нет необходимости предлагать тебе миллионы, папа, - мурлыкнула Сантана, справившись с ошеломлением от новостей, - Пусть присматривает за капиталами, а то как бы они не перебежали снова к нам. Добро пожаловать на корабль Сантосов, мачеха! Мы не так уж дружим с законом, зато горой стоим за семью.
- Когда-то мне мастерски удавалось облапошивать толстосумов, - не без гордости сообщила Адма, - Я не прочь возвратиться к этому занятию!
- Планы на будущее обсудим позже, - враз сбросивший десяток лет, как впрочем и Адма, Маркус прижал к себе двух любимых женщин, - Мы вместе, вот что важнее всего.
Адма и Сантана прильнули к нему, каждая со своей стороны. И тут…
Ходики на стене захрипели, но не разразились старческим кашлем, а выпустили пичугу привередливым голоском возвестившую:
- Ку-ку!
- Часы с кукушкой! Какая прелесть! - воскликнула Адма.
Три смеющихся лица повернулись к продолжавшей отсчёт секунд кукушке. У смотревшей в окно что-то ёкнуло в груди. Освещённая комната чуть отодвинулась назад, затем стала стремительно уменьшаться, съёжившись до размеров экрана малоформатного телевизора. Экран в последний раз мигнул весёлым цветным огоньком и потух. Теперь оконное стекло отгораживало её от человека спящего на койке под блёклой лампочкой, не гаснущей ни днём, ни ночью. Хотя он видел сладчайший из снов, о его персональном Рае, лицо было точно у мертвеца.
Недавно перестал короткий дождик и её башмаки скользко елозили по подоконнику. Нащупав участок посуше Тринити оттолкнулась, пролетела верхние этажи и приземлилась на крышу психиатрической лечебницы. «Надевающая» любой облик, она ненадолго сделалась собой… насколько подобное возможно для создания вызванного в этот мир лишь на период пребывания в нём Маркуса Сантоса. Эхо, отзвук чужого сознания, без своих желаний, без привязанностей – взамен им поставленная задача. И всё же… проведя полвека бок о бок с Маркусом, сегодня она сама захотела подарить ему особый праздник. А в результате распереживалась из-за собственного вымысла.
Далеко под ней зазвонили колокола всех церквей Сан-Паулу, славя рождение Иисуса Христа. Глубокий, величественный, звон воспарял к небу, ширился, заполняя собой земной шар. Сидя на краю крыши, свесив ноги, она шепнула в лад колоколам:
- С Рождеством, Маркус. Тебя и твоих призраков, на каком бы свете они не обитали.
РОЖДЕСТВО В НЬЮ-ЙОРКЕ. А СНЕГ НЕ ЗНАЛ И ПАДАЛ
Лиллиан ощущала себя… она никак себя не ощущала, ибо кусок мрамора бесчувствен, а миссис Палмер сейчас была изваянной из этого холодного камня статуей, которую чьё-то злое колдовство заставило двигаться и разговаривать. Неживая, среди живых, развлекающихся в доме, где она лишь часть интерьера. Необходимая, пока не найдена замена, но уже нелюбимая и ненужная. Только терпимая. Почему принято считать, будто в Аду горят? Там холод. Вечный холод. Он никогда не прекращается.
Природа словно угадывала её состояние. На улице трещал мороз, окна покрылись ледяными узорами.
- Как это винтажно! – провизжала на высокой ноте какая-то из гостий и тут же захлебнулась искусственным смехом, - Белое Рождество! Настоящая зимняя стужа!
- Не вижу причин для восторга, - проскрипел дребезжащий тенорок, - Снежные заносы, задержка рейсов, с опозданием доставляются грузы, которые мы ждём в конкретные сроки. Твои живописные виды, Лайла, дорого обходятся.
- Ты хотя бы иногда умеешь не нудеть о делах?! – опять взвизгнула Лайла.
- Нет, когда слышу такие дилетантские суждения. Снежок, птички… Они хороши на рождественских открытках, а в жизни Госпожа Метелица приносит одни убытки.
- Лайла, Виктор, не ссорьтесь, - вмешалась Лиллиан в назревающий конфликт, - Рождество прибудет по расписанию, несмотря на заносы, и ему не понравится ваше настроение. Восхитительное платье, милая!
Лайла фальшиво улыбнулась, с откровенной завистью впившись глазами в талию хозяйки. Как и у многих обладательниц визгливых голосов, её габариты были весьма внушительны, распирая декольтированный наряд из белого муара спереди, сзади и с боков. Анекдотическим образом супруг её отличался сложением сухой соломинки. Парочка из шоу уродов.
Апартаменты кипели народом, куда ни кинь взгляд. Но, бреди она по мёртвой заснеженной равнине, не заметила бы разницы. Разве что, вместо назойливого шума слух раздражали бы завывания северного ветра.
- Лиллиан.
Запах крепкого сигарного табака тронул мочку уха, чуть опередив единственный в мире голос. Голос, который она сегодня, а возможно и дольше ТАК услышать не надеялась.
- Тебя утомили эти людшки? Меня тоже.
Она не ответила, не обернулась, всё ещё замурованная в мрамор, сдавливавший тело.
- Лиллиан! Не пугай меня. Тебя же не зомбировало общение с бандой придурков?
Она стала лицом к нему, с некоторым усилием возвращая губам теплоту, мягкость, способность к пока слабой улыбке.
- Нет. Конечно, нет… Ричард. Им такое не под силу.
Его глаза были близко. Так близко… Глаза любящего мужчины, подёрнутые желанием.
- Потерпи до конца вечера, родная. Знаешь, что мы сделаем завтра? Наймём экипаж в Центральном парке, когда уже стемнеет.
- Это же аттракцион для туристов!
- Предрассудок снобов. Если мы хотим кататься, нам никто не указ. В мехах ты будешь как Снежная Королева.
- Я хочу быть, и оставаться, твоей королевой. И не хочу, чтобы ты превращался в снег.
- Мы попросим возницу ехать быстрее, а я положу руку тебе на грудь. Под шубой. Чтобы чувствовать биение твоего сердца.
- Сейчас.
- Что?
- Положи… сейчас.
- Вдруг кто-то увидит?
- Пусть.
Большая ладонь скользнула в вырез. Тёплая, даже жаркая, и жар этот свободно проник сквозь шёлк бюстгальтера. Солнце плавило снега. Разразилась гроза над иссушённой пустыней и в земле зашевелились, оживая, корни растений.
- Поглядите! – пронзительный, как сирена, голос Лайлы невозможно было спутать ни с кем, - Они стоят под омелой! Целуйтесь!
Действительно, точно над ними свисала с потолка зелёная ветка с белыми, похожими на капли слёз, шариками ягод.
- Поцелуй! Поцелуй! - скандировали разгорячённые крепкими напитками гости.
От приблизившегося вплотную табачного аромата закружило голову.
Боже, сделай так, чтобы никогда больше не переживать его отчуждение.
***
Гостиная была украшена остролистом и прочими рождественскими атрибутами, укрепляя которые пришлось вспомнить упражнения в акробатике. Искусственная ёлочка, голубоватого оттенка, пестрела шарами и игрушками – частью современными, модными именно в этом сезоне, частью теми, что забрала при переезде от родителей, пускаясь в самостоятельное плавание. Последними, что вполне естественно, Шейла дорожила сильнее – они хранили память о её детстве, отрочестве. Поцелуе с папой, под ёлкой. Первом поцелуе с мальчиком. В успокоение, она говорила себе, что новые украшения тоже когда-нибудь станут старыми. В конце этого года как-то органично приплюсовав фразу: «Когда подрастут наши дети». Раньше ни о чём таком не думалось.
Румяная индейка томилась в духовке, дожидаясь заслуживающего привилегии оценить её вкусовые качеств. Его же ждала Шейла. Рейс из Сан-Франциско посадили в Филадельфии из-за погодных условий и до сих пор не открыли она пять минут назад проверила по ноутбуку. Мобильный Мака находился вне зоны. Снегопад, долженствующий обеспечить их свиданию романтику, породил транспортный коллапс, в результате чего свидание и Рождество вообще рисковали разминуться. Другие варианты Шейла намертво заблокировала в самом дальнем отсеке мозга.
Сирил до выхода конторы на каникулы не переставал выведывать, кто этот автор грязных СМС-сообщений «вытащивших из тебя женщину живущую полноценной жизнью, а не только работой».
- Друг, - лаконично информировала Шейла, устав отбивать торпедами зубоскальства его натиски.
- Не случайный? - спросил Сирил, прозорливее, чем её устроило бы в данный момент.
- Всё может быть, - уклонилась она от продолжения шаткой темы.
Не хотелось разменивать их отношения, подставляя Мака под шланг офисных сплетен. Не хотелось преждевременно называть его имя, которое тут же переиначили бы в Биг Мак, невинненько уточняя, правда ли у него там биг… Народу скучно, и в жертву поискам лакомой косточки принесут кого угодно, невзирая на доброе к нему расположение. Не Сирил, ни в коей степени. И всё же, слово не воробей, поэтому молчок, Чистюля, молчок.
Тишина в квартире была мёртвая. Любой безобидный звук в ней полоснул бы по нервам, высоко подбросив сердце. Рука поблуждала между телевизионным пультом и телефоном, но так и не выбрала, что взять. Родителей она поздравила, еле отбрыкавшись от приглашений матери присоединиться к празднованию у них. Патрицияьне оставила притязаний без громыханья и пыли развести её с Маком. Уж не она ли, со своей льдистой аурой, управляет этой зимой силами природы? Шейла хихикнула, представив мать на туче, властностью не уступающую скандинавской богине Фригг. Однако ветер, северо-восточный, дул
сейчас в паруса Патриции, не считаясь с насмешками. А ей в праздничный вечер составляют компанию лишь унылые потуги на остроумие и того же рода хрень. И платье, взамен рубашки со слаксами, которое не удосужилась сменить на них, узнав о нелётной погоде.
Оглушительный звон чуть не скинул с дивана. Шейла выкрикнула непечатное ругательство, схватила было мобильный, но он пребывал в отключке. Звонили в дверь. Нагло, не отпуская ничем не провинившуюся кнопку. Визитная карточка одного, с позволения сказать, джентльмена. Но ему полагалось изнывать от бездеятельности в ста тридцати километрах отсюда! Шейла по-кошачьи пробежала к двери и осторожно выглянула в глазок под не прекращающуюся пытку децибелами. Так и есть, Мак. Грёбаный Джо МакЛаски, которому, мать его в…, придётся дать исчерпывающие объяснения, готов он к тому или нет.
Не мешая ему трезвонить, Шейла бесшумно откинула две цепочки, с почти не слышным щелчком повернула замок и… мистер МакЛаски едва не ухнул от неожиданности в раскрывшийся перед ним проём. Глупое выражение его лица доставило девушке мстительное удовольствие.
- Проходи, - бросила сурово.
Мак послушно вошёл, очевидно не понимая, почему удостоен такой встречи. Чёрное пальто пахло снегом. Последние снежинки растворялись на воротнике и тёмных жёстких завитках волос. Намерение закатить судебное разбирательство позорно капитулировало.
- Ты сюда шёл из Филадельфии? - она запуталась рукой во влажной заросли.
- Ага.
- Врёшь.
- Не вру. Шёл на четырёх колёсах, потом ещё триста метров на двух ногах.
- Ты нанял машину, - установила Шейла.
- Я забыл, что сплю с бывалым юристом.
- Освежу твою память. Или уже пора лечить склероз? - с озабоченным видом она переместилась пальцами на затылок, вынуждая Мака замычать.
- Хочешь поиграть в доктора, Белоснежка? - прошептал, раздвигая под белым атласом её ягодицы.
- Сначала в повара, - поддерживать беседу на надлежащем уровне становилось всё труднее, - На кухне… рождественская индейка. Немного подогреть… и можно подавать семи гномам… м-м-м…
- К дьяволу. И где ты видишь гномов, бэби? В твоей прихожей только королевский егерь.
Вынырнув из обволакивающего сознание вожделения, как утопающий вырывается на поверхность водоёма, Шейла решительно освободилась, приведя Мака в немалое изумление, граничившее со злостью.
- Куда ты? - рыкнул он.
- Прости, но к индейке.
- Нет, ты точно стерва. Завела, а дальше что? Мастурбировать? - он сдерживался, но агрессия раздразнённых инстинктов прорывалась наружу.
Претензия была справедливой, заварила всё она. Надо срочно спасать положение, чтобы не получилось так, что поездом мистера Рождество приехала их первая ссора. Наверное, однажды они поссорятся, куда же без домашних дрязг? Но в этот раз, ни за что.
Она изобразила гейшу – услужливую, покорную и вместе с тем до одури сексапильную. С Маком эту сторону проявлять стало чрезвычайно легко.
- Господин охотник, - прострекотала медово, - Если вы подождёте в спальне, через каких-нибудь пятнадцать минут нас там будет трое – вы, я и индейка.
Алые угольки в зрачках дикого горца не потухли, однако предвещали теперь пожар иного рода.
- Мисс, вы испорченная до мозга костей девчонка.
- Кто бы говорил, милочек. Знаешь такого Джо МакЛаски?
- Не… - ну только пятернёй башку не поскрёб, - Откудова?
- Этот гад перебаламутил всех моих коллег своими похабными писульками.
- Без вранья? - физиономия расплылась в свинском блаженстве, - После расскажешь подробно. И, ты тоже участвовала!
- Нахваталась от тебя плохого! - откликнулась Шейла уже улепётывая к индейке на выручку.
Приступили они к ней, стоя перед зеркалом в чём мать родила, а доедали на ковре перед камином. Промежуток этот уместил в себя множество актов рождённых в больной голове доктора МакЛаски и санкционированных к исполнению его прилежной ассистенткой.
***
Патриция Вебстер, в блестящем серебром платье и горностаевой накидке, пересекла залу, бегло реагируя на комплименты и замечания собравшихся. За окнами вился шлейф метели, алмазный в освещении фонарей. На этом, не без умысла избранном фоне она смотрелась особенно ослепительно. Наперебой защёлкали камеры допущенных на приём фотографов.
Миссис Вебстер попыталась предположить, чем занимается дочь.
Её хирург, скорее всего, не прилетел. А могла бы, упрямый ребёнок, быть здесь, с Рональдом. Бедная девочка совсем запуталась, что же ей нужно, это не способствует привлекательности независимо от возраста.
Нежно зазвучала скрипка. Патриция доверила себя Алистеру, который всю историю их брака оказывался рядом. Уже вдвоём они совершили тур вальса по зале, минуя мужчин по сей день не потерявших надежды добиться с ней близости. Мужчин не обделённых красотой, породой, страстностью. Но ей было достаточно мужа. В Алистере Вебстере двадцатидвухлетняя Триция Хэррингтон нашла ровно то, что искала в будущем спутнике. Изъян, несколько сглаженный годами, крылся лишь в покладистости, когда касалось родной крови. Без Патриции он и позорящего его братца переносил бы не жалуясь.
Музыка всплеснулась и рассыпалась льдинками звякнувшими о дно бокала.
- Снег кончился, - отметил кто-то.
РОЖДЕСТВО В КОННЕКТИКУТЕ. ПО ТУ СТОРОНУ ИЗГОРОДИ
- Кажется, всё, - Вилма осмотрела ёлку и разложенные под ней подарки, - Джек, дай-ка мне рабочую одежду миссис Клаус.
Декстер по очереди кинул ей красные, с белой опушкой, шапку, полушубок, подбитые ватой штаны, и миссис Свенсон натянула на себя это снаряжение прямо поверх серо-зелёных брюк капри и полосатой блузки со средней глубины треугольным вырезом. Инспектор переоделся раньше, Санта-Клауса с бородой до пояса и кустистыми бровями выдавали лишь тигриные глаза, искрившиеся сейчас весельем.
- А я, сколько себя помню, был уверен, что миссис Клаус всегда одета одинаково.
- Нет, это такая же униформа, как у сотрудников Макдоналдса или Федекс. Прозаичнее некуда, - Вилма притопнула сапогом, разумеется, красным, - Конечно, существуют вариации женственнее, но я миссис Клаус, которой комфортно в брюках. А ты бы предпочёл двадцатилетнюю блондинку в феерическом мини?
- Если ей двадцать, она годится Санте только в правнучки и то для субъектов с буйным воображением.
Джон договорил без задора, присущего их подтруниваниям. Вилме не требовалось объяснять в чём дело. Сантана Силвейра скончалась весной, и долго ещё имени хрестоматийного персонажа, созвучному с её хакерским псевдонимом, суждено вызывать грустные ассоциации у тех, кто знал молодую женщину. Однако жизнь не останавливалась и праздники приходили в свой черёд, с размахом прожитых столетий пропуская мимо незначительные человеческие утраты.
- Позовём детей, пока я не не растопилась в этой ватной телогрейке.
Заручившись негласным одобрением мужа, миссис Свенсон подняла голову к верхней площадке деревянной лестницы на второй
этаж, откуда доносилась приглушённая возня.
- Пэт, Кэт, выходите! Мы вас давно рассекретили!
Наверху затихло шуршание и по ступенькам затопали четыре ноги. Кэтрин, хотя и на два года моложе, вырвалась вперёд, что, впрочем, происходило неизменно. Дети не отстали от родителей – оба успели нарядиться в карнавальные костюмы. Кэт без посторонней помощи преобразилась в рождественского эльфа, будто спорхнувшего с картинок Рут Морхед, но более боевого. Из Патрика вышел симпатичный оленёнок, с потешными рожками-веточками и фирменным красным носом экипажа Санты. Нос был резиновый и не светился, зато пищал, когда на него нажимали, что тут же проделала Вилма к огромной радости сына. Кэт кружилась перед отцом, раскинув руки в пушистых белых рукавах. Танцевавшие по полу башмачки с помпонами были так похожи на те, которые она носила в полгода. Сердце Джона защемило, напомнив о трещинах появляющихся с рождением ребёнка в защитном панцире, даже у возглавляющего убойный отдел.
- Тебе бы подошёл костюм снежинки, - придержал он раскрутившуюся волчком Кэтрин за плечики.
- Да, ну! - девочка презрительно оттопырила губу, - Там нет штанишек.
- Отставить разговоры, пошли, - Вилма обняла одной рукой дочь, другой сына и подтолкнула в направлении двери.
- Залезай мне на спину, - предложил Патрик сестрёнке, пригибаясь.
Кэт вопросительно оглянулась на мать.
- Никто ни на ком не едет, - постановила та, - Олень весь день возил Санта-Клауса, ему нужно отдохнуть перед тем как опять скакать в упряжке.
Лужайку возле дома посеребрил иней, морозец пощипывал щёки и носы. Над входом, под еловой ветвью, висели четыре носка – два из них Патрик и Кэтрин разрисовали собственноручно.
- Джек, Вилма! - Лестер Уилкокс, их сосед, полный мужчина пятидесяти трёх лет, помахал из-за своей изгороди красной рукавицей, - Вы нас обогнали! Лина и девочки ещё прихорашиваются. Вот он крест, быть главой семьи, где одни женщины!
- Ты отлично управляешься с этой ответственностью, - обнадёжил Джон, - Недаром меня учили на уроках катехизиса, что
Бог не взваливает на человека бремя непосильное для его плеч.
- И то верно, - усмехнулся Лес, - Сына у нас нет, зато Шеннон парень в юбке. То есть, в юбку-то её влезть и не уговоришь.
- Она по-прежнему собирается играть за Бриджпорт Саунд Тайгерс*? - поинтересовалась Вилма.
- Кто же переубедит!
Тут зимний вечер словно взорвался фейерверком. Из коттеджа Уилкоксов, смеясь и переговариваясь, как горошины из стручка высыпалась очередная партия мистеров и миссис Клаус – жена Лестера, Магдалина, и три их дочери: девятнадцатилетняя Дебра, девятилетняя Британи и восьмилетняя Шеннон, в школе сидевшая с Патриком за одной партой. Британи и Шеннон были подарком судьбы – поздними детьми пары, уже смирившейся к тому времени, что Дебби так и останется единственным чадом. Патрик и Кэтрин шустро метнулись навстречу подругам, причём Кэт не упустила шанс продемонстрировать зрителям свои таланты, пройдясь до изгороди колесом.
- Ваш друг, профессор, не приехал? - звонко прокричала тёмненькая, воздушная Дебра, покинувшая ради праздников студенческий городок Тринити-колледжа.
Её облачение совпало с ироничным описанием Вилмы – утёплённая мини-юбка, стильные сапожки, кокетливая шубка.
- Деб! - повысила голос Лина Уилкокс.
- Ник сейчас в Бразилии, - ответила обеим Вилма, - После свадьбы друзей соблазнился провести там же Рождество. А непреходящий роман у него с Италией. Туда он сбегает при малейшей возможности.
Дебра ловила каждое слово.
- Я хочу поехать с Ником в Италию, - заявила Кэт, - В Венецию и Флоренцию.
- Главное, не на Сицилию. И сперва ты закончишь университет, - ласково спустил её отец с высот фантазии.
- Ладно, - согласилась девочка, мысленно уже перешагнув на семнадцать лет.
Джон всей душой пожелал, чтобы за этот период Ник, наконец, женился, либо Кэт по уши увлеклась сокурсником. Скоро выяснится, воспылает ли профессор Рид такой любовью к влияниям языческого искусства на христианское, чтобы не расставаться с Бразилией до наступления Нового года.
- Выстраиваемся, выстраиваемся! - громкоголосо командовал Лестер, как своей семье, так и Декстерам, - Шен, четверо одного не ждут!
Шеннон, через изгородь обменивавшаяся с Патриком наклейками, где в разнообразных позах запечатлён был Джек Воробей, двинулась к центру лужайки, гневно мотая шерстяной бородой. Вокруг неё прыгал Депп, семимесячный щенок овчарки. Патрик ревниво проводил глазами собаку, затем вернулся к родителям и сестре, больше не посмотрев туда, где раздавалось настойчивое тявканье. Джон и Вилма переглянулись. Пэт вёл себя примерно, не выпрашивал четвероногого питомца, хотя так и загорался, стоило Деппу замаячить в поле зрения. Не завтра, под ёлкой, но в марте, в день рождения, его будет ожидать долгожданный живой подарок – пушистый, тычущийся в руки холодным шершавым носом.
Семьи встали в два ряда – взрослые позади, перед ними дети, и, глядя в черноту неба, некогда озарившегося светом путеводной звезды, слаженным хором запели «Ring, Christmas Bells». Это повторялось из года в год, уже перерастя в традицию, самые младшие достойно ей следовали.
Джон со всеми выводил строфы гимна. За изгородью, окружавшей коттедж, он был славным малым, чьей профессии соседи не придавали важности. Лестер и Магдалина, превосходные люди, верили в прочность перегородки, хрупкость которой слишком сознавал инспектор Декстер. Верили, что за её пределами он ни на гран не меняется.
* «Бри́джпорт Са́унд Та́йгерс» (англ. Bridgeport Sound Tigers) — хоккейная команда, выступающая в Американской хоккейной лиге. Базируется в городе Бриджпорт, штат Коннектикут, США
|
